— Поехал, Саул! — Кучеренко открыл глаза. — Я бы эту Снегурочку — в вытрезвиловку к Деду Морозу. Враз бы очухался. Нужен он тебе, Саул, для твоей, как ее, перспективы?
— Нужен, Кучеренко. Если ты к нему безразличен, то мне он нужен. Мне с ним строить общество...
— Перестань трепаться! — Кучеренко нащупал ногами чувяки. — Глухой я к таким тропарям...
— Тропарям? Откуда выудил слово?
— Дядька у меня псаломщик.
Кучеренко прошлепал в уборную, вернулся, закурил, поеживаясь от холода и прижмуривая глаза на ночник.
— Человек обязан идти по норме, раз взялся держать курс.
— Квасов не по норме идет?
— Нет. Буровит. Надоел...
Саул решительно приготовился к спору. Уставился на Кучеренко немигающими, насмешливо прищуренными глазами, устроился поудобнее возле батареи, источавшей сухое, горьковатое от пыли тепло.
— Своего товарища мы обязаны выручать, Кучеренко. Открыть его душу хорошему. Пошуровать, если зашлаковалось...
— Меня, шуруй не шуруй, нипочем не распалишь. Не тот котел... Спать я хочу, и иди ты... сам знаешь куда. Спокойной ночи.
Кучеренко затянулся последний раз папиросой, погасил окурок о ножку кровати и повернулся лицом к стенке.
— Равнодушный ты и мутный гражданин новой эпохи, товарищ Кучеренко, — продолжал Саул. — Кроме золотого зуба, нет в твоей индивидуальности никакого блеска и реально ощутимой ценности.
Кучеренко недовольно покряхтел.
— Мы должны выручать квасовых. От чистеньких не замараешься... — Саул говорил в полушутливом тоне. — Вот к нам пришел человек из армии — вернее сказать, из деревни. Этот человек, — Саул подморгнул Бурлакову, — приглядывается к нам, изучает, проникает в нашу микроструктуру. Ты дрыхнешь, и этим ты не изумишь его. Таким был человек и в девятнадцатом и в восемнадцатом веках. А человек переворачивает свою жизнь не для того, чтобы упереться в равнодушие товарища. Ты должен ответить ему на его немые вопросы.
— Ладно, замолчи ты, балаболка. Заела тебя грамота, Саул.
— Не гордись своей отсталостью. Если у тебя дядя псаломщик, он мог бы сообщить тебе хотя бы по секрету, что грамоту принесли разумные странники Кирилл и Мефодий. Вероятно, они не имели тебя в виду, Кучеренко, когда думали о прогрессе человечества...
— Мне вкалывать завтра, трепач! — взмолился Кучеренко и натянул на голову одеяло.
Кучеренко и Квасов заснули. Наступила тишина. Лишь за окнами тихонько поскрипывали обледеневшие ветви. Глухая зимняя ночь лежала за бревенчатыми стенами.
Саул подтолкнул Бурлакова на откровенность. Пришлось подробно рассказать ему о деревне. Сон пропал. К Саулу как-то сразу потянуло. Слушал он внимательно.
