Но самым страшным испытанием для совести северянина были те слова, что Хамар произнес перед смертью. Туранец сказал, что Конану известна правда. Что если он и вправду был невиновен? Могла ли произойти ошибка?
— Идем отсюда, Конан. Посмотри, уже никого нет. Здесь только ты да я.
Симпатичная молодая вендийка с совершенно кукольным личиком взяла под руку киммерийца и повела его прочь от места казни. Ростом она едва доставала Конану до середины груди, и со стороны они вдвоем смотрелись несколько необычно. Одета девушка была на туранский манер.
Внезапно киммериец замер на месте.
— Я должен забрать его тело.
— Успокойся, — голос вендийки был полон нежности и сострадания. — О Хамаре позаботятся. Можешь не сомневаться, его уже вынули из петли и готовят к погребению. Вам предложат самим провести обряд. Думаю, гонца стоит ждать сегодня вечером.
— Конечно, Рамини, — сказал Конан. — Я помню обычаи. Но сейчас я сам не свой, мысли путаются. Ты слышала те слова, что он адресовал мне?
— Все их слышали, — ответила девушка, увлекая северянина дальше по дороге. — Он до последнего момента надеялся на спасение.
— Он любил жизнь, — произнес Конан.
Начался дождь. В любой другой день киммериец бы радовался ему, как брату, а сейчас даже не обращал внимания на сбегающие по его лицу капли. Другое дело, Рамини, одежды которой, пропитавшись влагой, стали плотно облегать ее точеную фигуру.
— Конан, скорее, — поторопила они киммерийца.
Взявшись за руки, они побежали вперед по улице к возвышавшемуся вдали храму Иштар.
Гроза набирала силу, сверкали молнии, слышались раскаты грома. Большая часть жителей вендийской столицы укрылась в своих домах или просто под навесами. Но кое-кто специально вышел на улицу, дабы обратить свой лик к небесам, чей цвет сейчас приближался к черному. Эти люди плясали, смеялись, приветствовали бога, которого несколько веков назад брамины объявили погибшим. Две синие вертикальные черты украшали их щеки, символизируя принадлежность к культу Индры.
Тяжелые струи дождя размывали землю, превращая дороги Айодхьи в сплошную грязевую лужу. Снежно-белые одеяния Рамини покрылись красно-коричневыми разводами, та же участь постигла и широкие шелковые штаны киммерийца
Поклонники Индры благоразумно уступали дорогу Конану и его спутнице, не забывая при этом благословлять путников именем бога грозы. Киммерийцу хотелось втоптать их всех до единого в грязь, убить, уничтожить, стереть с лица земли. Ему передавалась их уверенность в том, что казнь свершили именно волей Индры. Но северянин держался, напоминал себе, что Хамар так и не смог убедить его в своей невиновности. Эти люди здесь были совершенно не при чем, равно как и их бог.
