— Пусть будет по-вашему! Но смотрите, я требую этого объяснения!
— И оно будет вам дано!
— Вы клянетесь мне в этом?
— Честью заверяю вас!
— Честь? — с горькой улыбкой повторил Жозеф Колет, глядя на обоих молодых людей.
— Милостивый государь, — с достоинством проговорил господин де-Бираг, — не торопитесь считать виновными тех, невинность которых вам скоро будет доказана!
— Бог видит, что меня обманули.
— Вскоре вы получите доказательства.
Жозеф Колет молча и печально покачал головой. В комнате воцарилось молчание.
Между тем, снаружи ураган свирепствовал с двойной яростью. Завывания бури наполняли воздух стонущими звуками.
После нескольких секунд молчания, во время которых трое собеседников украдкой бросали вокруг себя странные взгляды, Жозеф Колет вдруг поднял голову и, проведя рукой по своему лбу, как бы желая отогнать от себя навязчивую мысль, резко обратился к молодому человеку.
— Вы пойдете со мной?
— Конечно.
— Тогда идемте, мы и так пробыли здесь довольно долго!
Все это время молодая девушка не проронила ни одного звука, не сделала ни одного жеста: она только куталась в свой платок, чтобы заглушить свои рыдания.
Между тем, негритянка, воспользовавшись тем, что никто не обращает на нее внимания бросилась в соседнюю комнату и заперлась там,
Жозеф Колет, осмотревшись вокруг настороженным взглядом, подошел к окну и, взяв висевший у него на шее серебряный свисток, свистнул в него. Почти в ту же минуту раздался топот лошадей и перед хижиной появилась дюжина кавалеристов с зажженными факелами.
Это были слуги Жозефа Колета, душой и телом преданные своему господину.
Молодые люди вышли. Метис нес свою сестру на руках. Лошадь господин де-Бирага оказалась привязанной неизвестной рукой к стволу акажу.
Молодые люди сели в седла: плантатор посадил свою сестру, почти лишившуюся чувств, перед собой, и кавалькада двинулась в путь,
Между тем, ураган все еще не прекращался. Небо, изборожденное молнией, казалось, словно пылало огнем. Страшные раскаты грома потрясали воздух: дождь лил потоками, так что лошади шли по самый пояс в воде. Буря гнула большие деревья, словно соломинки, вырывала с корнем и бросала их далеко.
Словом, природа, казалось, была охвачена одной из тех катастроф, которые в несколько часов совершенно изменяют вид местности.
Всадники, лошади которых как будто обезумели, вихрем неслись, подобно легиону призраков.
Ночь была ужасная. Все было разрушено, перевернуто.
Вдруг, среди этого хаоса бури, раздался страшный крик мучительной агонии, какой человек испускает в минуту своей смерти.
