Для меня итальянский слишком уж выразительный язык, но по крайней мере я уловил тон разговора. Сначала похититель чуть ли не вопил в истерике, но Пучинелли отвечал ему уверенно и ровно, и постепенно похититель стал говорить все спокойнее. Под конец это уже была вполне осознанная, хотя и возбужденная речь. На последний настойчивый вопрос Пучинелли после паузы ответил медленно и определенно:
— У меня нет полномочий. Я должен связаться с начальством. Пожалуйста, подождите.
В ответ похититель что-то злобно прорычал, но согласился. Послышался щелчок, и связь прервалась.
Пучинелли провел рукой по лицу и еле заметно улыбнулся мне. Я думаю, он понимал, что такие осады могут длиться днями, но по крайней мере он установил связь с похитителями, сделав первый жизненно важный шаг в этом деле.
Он глянул на инженера, и я догадался, что он хотел бы спросить меня, что делать дальше, но не мог этого сделать из-за посторонних.
— Вы, конечно же, направите прожекторы в их окна, чтобы похитители были на виду? — сказал я.
— Конечно.
— И если они не сдадутся часа через два, то вы, естественно, приведете кого-нибудь из умеющих вести переговоры, чтобы он с ними поговорил.
Может, кого из профсоюзных деятелей. А потом психиатра, чтобы он мог оценить состояние похитителей и сказать вам, когда лучше всего надавить, чтобы заставить их выйти. — Я бодро пожал плечами. — Вы уж наверняка знаете, что эти методы давали хорошие результаты в других случаях с заложниками.
— Это уж точно.
— И, конечно, вы скажете им, что, если Алисия Ченчи погибнет, они никогда не выйдут из тюрьмы.
— Но водитель... они же знают, что попали в него...
— Если спросят, то, я уверен, вы скажете им, что он жив. Даже если он умрет, вы, конечно, скажете, что он еще жив. Нельзя давать им оснований думать, что им уже нечего терять.
Из одной до сих пор молчавших трубок послышался треск. Сквозь помехи пробивался голос. Оба — и инженер, и Пучинелли — быстро повернулись туда и прислушались. Это был женский голос, бессвязный, рыдающий. Речь была для меня практически бессмысленной, но суть дела я опять же понял. Ее грубо перебил похититель. Он говорил уж слишком на повышенных тонах. Это было опасно. Завопили дети — все громче и громче, сначала один, затем другой:
— Мама! Папа! Мама!
— Господи, — пробормотал Пучинелли, — там дети! В той квартире дети! — Эта мысль повергла его в ужас. Все пять недель он не беспокоился так за похищенную девушку, как сейчас — за этих детей. Впервые я увидел на его оливково-смуглом лице настоящую тревогу. Он напряженно прислушивался к беспорядочным громким голосам из «жучка» в квартире. Все закончилось криком похитителя, который заорал на женщину, чтобы она дала детям каких-нибудь пирожных, чтобы они заткнулись, иначе он собственными руками повыкидывает их из окна.
