Биргитта, вероятно, так и вышагивала бы по проезжей части, туда, к этому белому домику, не нажми водитель за ее спиной на клаксон. Три настойчивых сигнала. Биргитта замирает на месте, оцепенев.
— Заткнись! — выкрикивает она, словно машина — живое существо, способное ее услышать. Но к машине она стоит спиной, и ее крик летит в противоположную сторону. — Заткнись! Пошел на фиг!
Машина за спиной снова принимается гудеть. И тогда Биргитта оборачивается, чуть не упав, но ухитрившись удержать равновесие, и видит, что позади нее выстроилось уже три машины, вылупив на нее белые фары. Причем первая продолжает ехать — катится прямо на нее, угрожающе рыча, а водитель опускает стекло и высовывается в окно.
— Куда тебя несет? — кричит он. — Зайди на тротуар, эй, ты!
Одного взгляда достаточно Биргитте, чтобы понять, что это за тип. Сверкающая машина и гладкая стрижка. Очки, звонкий голос, белая рубашка и галстук. Задавака!
А задавак Биргитта презирает. И потому, не раздумывая, нагибается, хватает ледяную глыбу и, подняв ее над головой, ловко запускает ему в физиономию. Тот, вскрикнув, вырубает мотор; его рука словно примерзает к клаксону.
И вот утренняя тишина раскалывается на множество звуков. Кто-то кричит, гудит клаксон, две другие машины тормозят, распахивая дверцы, из каждой выскакивает по мужику, потом они захлопывают дверцы, лает собака, и секундой позже седой старичок, саданув дверью, выходит на крыльцо белого домика. Он медленно спускается по ступенькам, держась обеими руками за перила, и, кажется, не замечает, что идет босиком. Биргитта застывает, замирает, она стоит не шевелясь посреди улицы и внимательно следит за всем происходящим вокруг. Но когда босой старичок ставит голую ступню на садовую дорожку, Биргитта, очнувшись, начинает пятиться. Потом оборачивается и бросается бежать. Когда он ступает на тротуар, она уже далеко. Но он ее заметил. Он и остальные. Все, кто может видеть, заметили ее.
И скрыться абсолютно некуда. Садики перед виллами слишком маленькие, а голые черные кусты — слишком жидкие. Дворы позади доходных домов на другой стороне — большие и пустые, там нет даже велосипедного навеса, чтобы спрятаться. Биргитта слышит собственные шаги, и собственное шумное дыхание, и далекое завывание сирен. Уже? Неужели менты уже тут?
Она лихорадочно дергает запертые двери подъездов, нажимает одну беспорядочную комбинацию цифр за другой на маленьких черных панелях — все без толку, только красная лампочка мигает. Сирены все ближе — бежать, исчезнуть...
