А после в саду, сунув обе руки в пакет, подбирает птицу, ловко выворачивает пакет и завязывает его.
— Тяжелая, — произносит он, входя в кухню. — Хочешь, попробуй?
И, подняв пакет, взвешивает его в руке, уже готовый выдать теорию, объясняющую данный факт.
— Шею сломала. Вероятно, врезалась прямо в стену, я вроде бы слышал удар в половине пятого, но решил, что это ветер... А ты ничего не слыхала?
Кристина молча качает головой. Эрик смотрит на нее, потом на пакет.
— Больная, наверное, здоровые птицы не врезаются в дома... Ладно, не будем зацикливаться. Пойду выкину ее в бак.
Потом он долго полощет руки под струей горячей воды — так долго, что из белых они становятся красными, а бледные веснушки на них делаются неразличимыми.
Кристинин профессор.
Так Эрика обычно называет Маргарета. Хотя он, собственно говоря, не профессор, а вот уже много лет топчется в доцентах.
Однако в Маргаретиной характеристике что-то есть. Эрик и правда чем-то смахивает на карикатурного профессора. У него узкие плечи и бледная кожа, и когда волосы просохнут после душа, то подымутся дыбом, образуя всклокоченный венчик из рыжих кудрей вокруг почти совершенно голой макушки. Прическа «а-ля Эйнштейн», хохочет Маргарета где-то в глубинах Кристининой памяти, но сегодня Кристине не хочется смеяться над Эриком, и она плотнее сжимает губы.
Не потому, что Эрик может вдруг заметить, как она снисходительно ему улыбается через накрытый для завтрака стол. Он ушел с головой в «Дагенс нюхетер» и рассеянно, вслепую водит над столом ножом для масла. Бывали утра, когда Кристина нарочно передвигала масленку по столу туда-сюда, и пока он тыкал ножом мимо масла, она с интересом ждала — когда он наконец оторвется от газеты? Рекордное время — восемь минут.
В то время они жили в Линчёпинге, и их дочки-двойняшки находились в самом свинском подростковом возрасте. Усевшись по разные стороны кухонного стола — Оса возле мамы, а Туве возле папы, — они молча следили за перемещениями масленки. Когда Эрик наконец ошарашенно поднимал взгляд, Кристина, не выдержав, прыскала, но Оса только хмурилась, а Туве фыркала. И обе вставали как по команде и с грохотом, исполненным презрения, задвигали свои табуретки под стол, хором обличая: «Господи, вы прямо как малые дети!»
Да, думает Кристина. Пожалуй. Во всяком случае — Эрик. Он — как малое дитя в лучшем смысле слова, ибо до сих пор продолжает удивляться миру.
В большинстве своем мужчины перестают изумляться окружающему миру где-то в самом начале полового созревания и оставшуюся часть жизни посвящают покорению этого мира. Эрик же все еще полон любопытства. И сражается не ради победы, а ради познания.
