Лорд Майкл Годвин и представить себе не мог, что когда-нибудь ему, словно герою дешевой комедии, придется спасаться бегством по водосточной трубе, в которую он сейчас вцепился мерзнущими пальцами. По сути дела, мерзли не только пальцы, но и вообще все тело: умница Оливия соображала быстро, времени у них почти не оставалось, поэтому все улики, свидетельствовавшие о визите молодого лорда, а точнее, предметы его туалета, оказались выброшенными в окно, а ему самому было велено отправляться следом. Сейчас Майкла укрывала от холода лишь длинная белая рубаха и, что самое нелепое — бархатная шляпа с пером, украшенная драгоценными камнями, которую он чудом успел сорвать со стойки кровати, когда в дверь спальни постучали в первый раз.
Майкл старался не смотреть вниз. Над его головой в морозной вышине на ясном небе мерцали звезды. Казалось, они озорно подмигивали молодому лорду, смеясь над положением, в котором он оказался. Майкл покрепче вцепился в водосточную трубу особняка, принадлежавшего семейству Россильонов. Если Годвину не изменяла память, прежде труба была увита плющом, однако в соответствии с последними веяниями моды, провозгласившей наступление эры суровой простоты и строгости линий, прошлой осенью от плюща избавились. Чуть выше головы Майкла лучилось теплым золотистым светом окно Оливии. Молодой лорд выдохнул одинокое облачко пара и со всей осторожностью принялся спускаться.
Оказавшись внизу, Майкл, бормоча под нос ругательства, стал собирать раскиданную по промерзшей земле одежду, усилием воли подавляя в себе страстное желание попрыгать с ноги на ногу, чтобы согреться. Ему удалось улизнуть, и он понимал, что должен радоваться такой удаче. Не успев толком натянуть чулки, он сунул ноги в сапоги, комкая мягкую оленью кожу. Руки ходили ходуном, поэтому справиться с многочисленными застежками и подвязками, являвшимися отличительной особенностью вечерних платьев нобилей, оказалось особенно тяжело. «Надо обязательно брать с собой слугу, — раздраженно подумал Майкл, — пусть ждет под окном, держа наготове флягу горячего вина и перчатки!»
В окне Оливии по-прежнему горел свет. Значит. Бертрам пока там, и он, наверняка, пробудет в спальне еще несколько часов. «Господи, благослови Оливию!» — лорду Майклу, наконец, удалось выдавить эту просьбу Всевышнему сквозь стучавшие от холода зубы. Бертрам непременно попытался бы его убить, застигни он Майкла в спальне. Бертрам славился своей ревностью, а Майкл весь сегодняшний вечер водил его за нос. На мгновение у Годвина екнуло сердце, когда он обнаружил, что отсутствует одна из его перчаток с вышитой монограммой. Он тут же представил, какую Бертрам устроит сцену на следующее утро, если увидит запутавшуюся в ветвях ясеня под окном пропажу. «Скажи-ка, ангел мой, что это такое?» — «О Боже, дорогой, должно быть, я ее выбросила, чтобы узнать направление ветра…» Наконец, Майкл отыскал недостающую перчатку, которая неведомо как завалилась к нему в широкий рукав.
