И вот мы снова у дверей Корнеевской лаборатории. Но на этот раз он тщательно забаррикадировался, и магистры, после нескольких тщетных усилий взломать его защиту, недовольно отступились.
— Что, не получается!? — злорадствовал грубый Корнеев. — Убирайтесь все отсюда. Оставьте меня в покое!
Но сдаваться никто не собирался.
Немного посовещавшись, меня выбрали парламентером (Надо же узнать его намерения!..). Кто-то принес длинную указку, Стеллочка, всхлипнув, дала мне свой белоснежный носовой платочек, я прикрепил его на кончик указки, с минуту мы стояли молча, а потом меня сочувственно, словно прощаясь, подтолкнули в спину, и я пошел…
Я шел медленно, словно по минному полю, каждую секунду ожидая почему-то непременно яркой вспышки прямо перед собой…
— Ну что тебе? — спросил грубый Корнеев через дверь.
— Я как бы парламентер.
— Ну и что?
— Что-что? — начал злиться я. — Переговоры, значит. Пустишь?
— Ну, проходи, — нерешительно сказал Витька и двери открылись.
Первым делом я поискал глазами Маргариту, но ее нигде не было видно.
— Где она? — спросил я, подступая к Корнееву.
— Спит, — ответил он, слегка попятившись. — В лаборантской. Не зачем ей видеть все это…
— Витька, — сказал я. — Бросай ты все это. Что за глупости?
Он как-то странно посмотрел на меня и отвернулся.
— Весь институт с ума сходит, — горячился я. — Все ополчились друг на друга. Постоянные ссоры и безосновательные конфликты. Во что превратился наш коллектив — просто смотреть страшно. — Я немного перевел дух. Витька, все также насупившись, ничего не отвечал. — И ты, тоже молодец, всеми силами помогаешь во всем этом, — закончил я.
— Да я!.. — возмущенно начал он, но затих на полуслове и резко отвернулся.
Я подошел ближе.
Корнеев, снова отворачиваясь, чтобы я не видел его скупых слез, тихо проговорил — Саня, я люблю ее. Пойми это. Ты, компьютерная душа, и представить себе не можешь, как я ее люблю…
Что я, не человек что ли? с обидой подумал я, ничего вслух не сказав, так как понимал, что мои признания Корнееву совсем не нужны. Сейчас он способен воспринимать только одну тему разговора — тему своей любви к ней, и все что ему нужно — расспросы — как она реагировала на те или иные его слова и поступки и что она говорила про него — ведь не может быть чтобы ничего не говорила. А все остальное его уже не интересует — ни собравшиеся маги по ту сторону лабораторских стен, ни конфликты со своим товарищами.
— А как же Верочка? — привел я свой последний аргумент.
