Жрец удивился: это было необычно. Впрочем, он ведь совсем недавно стал духом, и тонкое тело, в точности повторяющее очертания плоти, еще не успело рассосаться, потерять форму. «Вскоре он усохнет и станет неотличим от прочих Неприкаянных»,— по привычке отметил про себя Рамсис.
— Ты скажешь все! — злорадно прошипел жрец, уловив бешеный хоровод кружившихся в голове призрака панических мыслей. Ему, и прежде ясно видевшему своего собеседника магическим зрением, теперь дух предстал почти облаченным в физическую плоть. Рамсис подошел к нему вплотную и заглянул в наполненные ужасом глаза, устремленные мимо него, куда-то в невообразимые дали пространства.
— Условия ставлю я! — повторил он.
«Да, да! Я скажу все!» — прокричал призрак, и во взгляде его мелькнуло отчаяние: он понял, что не может шевельнуть губами.
Несколько долгих мгновений стигиец наслаждался паническим страхом, который сменил слабое и недолгое сопротивление Неприкаянного.
— Ты уже не можешь говорить, но я знаю, что слышишь меня, а я читаю каждую твою мысль. Теперь ты знаешь, что я волен поступить с тобой как мне заблагорассудится, и, если не хочешь, чтобы тебя постигла более страшная участь, рассказывай, что здесь произошло, да побыстрее.
Жрец услышал безмолвный вздох облегчения и весь обратился в слух, как только призрак начал рассказывать. Перед глазами его поплыли картины происшедших здесь событий. Стигиец не просто слушал рассказ, он видел все глазами живого Фабиана. Он тонко чувствовал, где правда, а где Неприкаянный лукавил, пытаясь скрыть собственную трусость, или слабость, или похоть. Тогда он заставлял призрака возвращаться к неприятному для него эпизоду и пересказывать его заново.
По правде говоря, его мало интересовали переживания умершего мужчины, но он хотел знать все, что было известно Фабиану, понимая, что любая упущенная мелочь может сыграть впоследствии неожиданно важную роль.
Эпизоды следовали один за другим, иногда складываясь во вполне связные рассказы. Иногда же образы хаотично сменяли друг друга, и в водовороте событий поначалу трудно было разобрать, с кем борются люди. Постепенно картина прояснилась, и стало ясно, что из пятерых людей, которых судьба свела той ночью в доме, лишь двое выживших были достойны такого финала, хотя основным борцом оставался огромный варвар-киммериец, нанятый, чтобы украсть Талисман Силы. Остальные вели себя как стадо идиотов, выпущенных на свободу.
Молодой человек, погибший первым, похоже, сам упорно шел к страшному концу и не заслуживал даже мимолетного внимания. Стоявший перед жрецом молодой красавец оказался отъявленным трусом. Его резкие и непонятные перепады настроения казались необъяснимыми, но лишь до тех пор, пока Рамсис впервые не услышал о Незримом.
