— Туранцы,— глухо произнес киммериец и медленно повернулся к женщине.
Выражение лица варвара заставило бы разбежаться целую армию. Ярость и боль плескались в его темно-синих глазах, сейчас казавшихся черными. Конан преобразился. От безумца охваченного страстью, не осталось следа.
Женщина, однако, даже не дрогнула. Вскочив с земли с легкостью и грацией дикой кошки, она приблизилась к варвару с искаженным от гнева лицом.
— Ты посмел оттолкнуть меня? — Резко вскинув голову, она бросила ему в лицо: — Не заставляй меня разочаровываться, киммериец! Пожалеешь!
Конан невольно отшатнулся, когда столкнулся с ее хищным взглядом. Снова необоримое желание обрушилось на него, и он грубо схватил ее за плечи. Она, закусив губы, смотрела ему прямо в глаза.
— Ну? — Голос ее прозвучал повелительно, но в нем слышалось и предостережение, и обещание.
— Там враги,— едва выдохнул варвар.
— Я не имею к ним отношения, если эта глупая мысль вдруг тебя посетила. И ты их можешь не опасаться, пока находишься рядом со мной.
— Мои люди…
Она медленно покачала головой.
— Ты со мной. Сейчас. Здесь.
Слова давили, как гранитные плиты, сминая, подчиняя себе его волю. Конан чувствовал, что задыхается.
— Чары,— прохрипел он.— Кто ты, ведьма?!
— Я? — Она рассмеялась.— Я — ведьма? О, нет! Слишком низко ты меня оценил! Взгляни внимательней, глупец! Я — бессмертная любовь, необузданная страсть, я — стихия! Я — океан желаний! Твоих желаний, киммериец. Ты все еще не узнал меня, чье имя ты недавно помянул, поклявшись четырьмя стихиями!
Конан попятился. Он, который не дрогнул бы и перед сотней вооруженных до зубов бойцов, ни перед самыми страшными и коварными магами хайборийского мира, был повержен силой оскорбленной женщины. Но он еще пытался бороться. А время шло. Убегающие мгновения жгли его душу расплавленным свинцом. Кто из людей мог коснуться богини?!
— Прости, великая Деркэто,— выдавил из себя Конан.— Но…— Он судорожно сглотнул, подавляя стон.— Отпусти меня.
Она отступила на шаг, хищно улыбнулась. Невесть откуда взявшийся плащ, на этот раз белый, окутал мягкими складками ее плечи.
— Разве я держу тебя? Если хочешь, иди. Решай, киммериец, но только быстрее.
Презрение, прозвучавшее в ее голосе, вдруг всколыхнуло в душе Конана волну гордости. Он тоже отступил, поднял голову и с вызовом взглянул на нее.
— Я решил.
— Но решишься ли?
Уже повернувшись, он с горечью бросил через плечо:
— Прощай и прости. Я не могу иначе… — И тут же пожалел о вырвавшихся словах.
