Конан никак не мог понять, что же его разбудило. Стояла ночь, лагерь спал.
Утомленные пьянством разбойники сегодня рано угомонились, понимая, что нужно набраться сил перед грядущими событиями. Издалека донесся крик дозорного, потом приглушенный расстоянием смех.
Все было спокойно, но Конан привык доверять своим чувствам. Поэтому он лежал, не шевелясь, с виду крепко спящий, в действительности же в любой миг готовый к действию.
Вдруг он насторожился. Легкое движение, как полет паутинки, и такое же бесшумное. Чья-то невесомая тень скользнула к выходу из шатра. Через мгновение Конан был на ногах. Клинок коротко свистнул во тьме. Конан, повинуясь неожиданному порыву, в последний момент решил не наносить смертельного удара. Ночному гостю, кем бы тот ни был, сказочно повезло — на таком расстоянии киммериец никогда не промахивался. Одновременно варвар пихнул ногой на еще рдевшие угли лежавший рядом пук хвороста, сразу же вспыхнувшего с веселым треском.
— Кром! — изумленно выдохнул киммериец, увидев того, кто незваным проник в его палатку.
Прищурившись от неожиданного света, на расстоянии вытянутой руки от него, замерла женщина, облаченная в свободный черный плащ с капюшоном.
Увидев ее, Конан даже не подумал о том, кто она и как смогла проникнуть в сюда, минуя стражу на входе, как прошла через лагерь. Он даже не задался вопросом о том, что эта красавица, делает здесь.
Обычно Конан не терял так легко голову при виде стройной женской фигуры и прекрасного лица, но сейчас он был просто повержен неземной красотой своей гостьи. Женщина медленно опустила руку. Складки плаща дрогнули, открывая взору варвара то, что было скрыто под тонкой тканью — на короткий, но вполне достаточный миг, для того, чтобы кровь бросилась ему в лицо, а сердце часто-часто забилось. Под плащом больше не было ничего, и восхитительная белизна ее тела чуть не свела киммерийца его с ума.
— Кажется, я тебя напугала? — произнесла она приятным бархатным голосом.
Конан не обратил на слова внимания. Женщина и не ждала ответа, смотрела на варвара лукаво с нескрываемым любопытством. Губы ее тронула легкая усмешка, ясно говорящая: «И что ты теперь будешь делать?». Отстранено, будто и не он вовсе, а кто-то чужой и очень далекий, Конан понимал, что его заманивают. Но сейчас это не имело значения. Иногда рассудок вынужден уступить место чувствам, переполняющим человеческую душу. Порой бывало такое и с Конаном, но никогда еще желание обладать женщиной не было таким сильным. И варвар, отбросив саблю, прыгнул.
