Небольшая банда одержимых слонялась по переулкам Сан-Анджелеса, медленно прирастая числом. Как и все одержимые в Конфедерации, они не имели определенного плана — ими двигало лишь неудержимое стремление возвращать души из бездны.
Но от этого не было толку. Рассудок его повредился, и новоприбывший не откликался ни на какие стимулы. Он истерически визжал, пытаясь предупредить о чем-то брата Фрэнка, плакал, обещал всем работу на обувном заводике, сплевывал огневыми каплями, сдергивал штаны и размахивал ими над головой. Когда ему давали еду, его энергистический дар неизменно превращал ее в воняющие макароны с острым соусом.
Два дня спустя разросшаяся банда просто бросила его в пустующей лавочке, приспособленной ими под базу. Если бы им пришло в голову присмотреться к своему товарищу внимательней, они заметили бы, что поведение его становится вес более осмысленным, а речь — внятной.
Паттерны мысли, сложившиеся в начале 1940-х в мозгу психопата и остававшиеся неизменными шесть столетий, начали распадаться. Новый мозг его не страдал ни от дисбаланса нейромедиаторов, ни от спирохет, ни даже от алкогольного отравления — Лавгров был трезвенником. Электрические сигналы переходили в нормальный ритм, и рассудок восстанавливался.
Память и разум возвращались к нашему герою, точно после худшего в его жизни кокаинового подторчка (порок, к которому он пристрастился в 20-х годах XX века). Несколько часов он попросту валялся на холодном полу, содрогаясь по мере того, как мозг его заполняли образы событий, порождавшие тошноту и все же случившиеся не с ним.
Он не слышал, как отворилась дверь черного хода, как изумленно хрюкнул маклер по недвижимости, как простучали по полу шаги. Плечо его стиснула и сильно встряхнула чья-то рука.
— Эй, мужик, ты как сюда попал?
Он дернулся и открыл глаза. Над ним склонился мужчина в странном шлеме — точно глянцево-зеленые надкрылья бронзовки сомкнулись на черепе. В лицо Лавгрову смотрели пустые, выпуклые золотистые зенки. Он с воплем отшатнулся. Не менее перепуганный маклер шагнул назад, потянувшись к противозаконному нейроподавителю в кармане.
Несмотря на шесть сотен лет развития технологии, наш герой без труда распознал оружие — не столько по виду, сколько по лицу маклера, выражавшему нервное облегчение и чувство превосходства, всегда охватывающие труса, когда оружие меняет шансы в его пользу.
Наш герой выхватил пушку… то есть не выхватил, потому что кобуры не было… Он захотел ее выхватить, и пулемет Томпсона возник в его руке. Он нажал курок — и знакомый рев оружия, прозванного когда-то «окопной метлой», ударил по ушам. Ствол плеснул неожиданно белым пламенем, и наш герой махнул им в сторону съежившегося маклера, сопротивляясь уводящей ствол вверх отдаче.
