— Ты чего? — нервно спросила я.
— Сигареты ищу.
С сигаретой в руках он себя и хлопал.
— Вон, — сказала я.
— Ага. Мерси… — Быков зажал зубами белую палочку, прикурил и долго мотал в воздухе спичкой.
— Потухла, — сказала я.
— Что? Ага…
Димка тоже прикурил. Они стояли и задумчиво курили, а я стояла и смотрела на Быкова. Трусил Быков непередаваемо.
— Поднатаскали тебя в десанте, — сказала я.
— Ты что, Серега, в десанте был? А где?
Быков глянул через плечо и сказал неохотно:
— Это было давно и неправда.
— Ты в кого стрелял-то, Быков?
Он сморщился, выдохнул дым некрасиво — как будто кипящий чайник открыли.
— В белый свет, как в копеечку.
— А я думал, ты их всех… — разочарованно протянул Димка.
Быков опять оглянулся:
— Ага. Одним махом семерых побивахом…
— У тебя что, клаустрофобия? — спросила я.
— Что? — переспросил Быков.
— Боязнь открытых пространств.
— Клаустрофобия — боязнь закрытых пространств. Знакомство с психиатрией у тебя явно шапочное.
— А у тебя — личное?
— Любительское.
— Ну и катись со своим любительским…
— Ага? — рассеянно сказал Быков, отрывая от асфальта пулемет
— Ага! — свирепо сказала я. — Пушку поставь!
— А что ты ей будешь делать? — осведомился Быков. — Гвозди заколачивать?
— Выяснять!
— И что же, разрешите поинтересоваться?
— Почему в нашем родном российском городе на нашей родной российской улице подстреливают наших родных российских шоферов, словно диких селезней!
— Чеканная формулировочка, — пропел Быков. — И трупов вы, значит, не боитесь?
— Нет, — сразу сказал Димка, и стало ясно — еще как!
— З-забавно, — сказал Быков. — Есть хотите?
— Нет! — сказали мы хором.
— А я — да, — сказал он и стал давиться бутербродом. Давился долго и старательно. Потом отряхнул крошки с куртки, тщательно потянулся и сказал:
— Пошли.
— Куда?
— Туда, — объяснил Быков, взмахом руки решительно указуя на подъезд.
И мы пошли. Сначала скромно, ступая на цыпочки, стучали и звонили. Осторожно заходили в открытые двери, где они были. Потом обнаглели — влетали-вылетали, влетали-вылетали. В одних квартирах был порядок. В других беспорядок. Но во всех одинаково никого не было.
— Вода есть, — бормотал Быков, — свет… так, тоже есть. А они отправились трехсоттысячной группой за город поваляться на травке…
— Она еще не выросла.
— …на еще не выросшей травке, послушать пение кукушки…
— Кукушки не поют.
— …не занудничай… и отведать березового сока. Может, мы здесь и поживем? Не ночевать же нам на улице. Тем более, что по ночам в каменных джунглях бродят дикие звери.
