Быков повалился боком на подушку и сказал хрипло:
— Не могу!
— Что — "не могу"? — не поняла я.
— Встать не могу! — заорал Быков.
И стал бить своим громадным кулаком по мускулистым волосатым ногам.
— Не могу, не могу, не могу!
— Быков!
— Сергей!
Быков закинулся головой за подушку — на выгнутой шее ходил кадык. На бедрах, коленях проступали красные пятна от ударов. Шельга завис над ним, перехватывая невнятное:
— Обещали еще тогда… назло… встал… пошел… не обольщайтесь, говорят, все…
— Ну-ка, — Шельга с трудом приподнял Быкова, прислонил к стене, голова Быкова безвольно клонилась на бок, глаза крепко зажмурены, руки, как у первоклассника, смирно сложены на коленях.
Шельга похлопал его по плечу.
— Подожди, Сергей, но ведь так не бывает — вчера еще нормально, а сегодня…
Я стояла напротив, как дура, свесив руки, и смотрела то на Шельгу, то на Быкова.
— Ты что, совсем ног не чувствуешь? А так? А пальцами пошевелить можешь?
— Быков… — тихо позвала я.
Быков резко мотнул головой. Открыл глаза. Но меня он не видел — смотрел внутрь себя.
Шельга выпрямился. Поглядел на быковские ноги. И сказал — тихо, яростно, убежденно:
— Проклятый город!
— При чем тут город? — сказала я, — У него же ранение было. Видели шрам?
— Ранение? — неприятным голосом повторил Шельга, — а то, что вам тогда плохо было? А то, что у меня ни одна ссадина, ни одна царапина не заживает? А то, что каждую ночь кошмары — я спать боюсь — нервы, скажете? Нет, хватит! Пора убираться отсюда. И эти… тоже уйдут. Они сами боятся. Им уже не до заводов, не до взрывов. Они готовы бежать отсюда куда глаза глядят.
— Шельга, — вдруг тихо сказал Быков, — а ты думаешь, нас отсюда выпустят?
— То есть? — круто повернулся к нему Шельга.
— Там тоже кое-что знают… и тоже не знают, что со всем этим делать. Я бы на их месте установил жесткое кольцо вокруг города. Жестче, чем при военном положении. И никого бы не пропускал. Создать на границе изолятор для выходцев из зоны. А если это… переползло через реку… мы же ничего не знаем… почище Чернобыля.
— Узнать бы, кто все это… — ожесточенно оборвал Шельга.
Быков посмотрел на него, как на сглупившего мальчишку.
— Здесь не найдешь врага, Шельга. Это не инопланетяне и не террористы… и, может быть, даже не закон природы. Мы не знаем, что Это. Но уже готовы драться. Если бы ты знал, как я устал драться. Всю жизнь. Во дворе. В школе. За девчонок. За лучший кусок. За интернациональный долг. За то, чтобы вернуться… Я устал.
