Владислав всегда любил Козаков; он и прежде вместе с Шведским Королем, перед отцом своим за них предстательствовал. Послание от Барабаша было им принято благосклонно и передано Сенату и чинам на разсмотрение.
Король в отзыве к Магнатам так выражался: «Всякое правление насильственное и тиранское никогда не было прочно и долговременно, но яко нечто вынужденное и взаимными интересами и согласием не укрепленное, всегда оно разрушалось и с треском падало. А что народ Русский, с городами, селениями и землями своими соединился с Польшею добровольно, на одинакие и равные с нею права и преимущества, сего опровергнуть мы ничем неможем, яко утвержденного торжественными договорами и пактами, в привилегиях и архивах хранящимися. Ежели же на опровержение того поставлять причиною народные возмущения, то справедливость требует противоставить им и гонения на них, нарушающие права и свободы народные.»
Но Король издавна был обезсилен уже Вельможами; они не согласились с его мнением: напрасно толковал он с своим бурным Сеймом; уговоры не действовали на эти необузданные головы. Король отвечал Наказному Гетману чрез Малороссийских депутатов, и этот ответ послужил весьма не в пользу для Поляков.
Барабаш известил Сейм об опасности поголовного возстания, тайно убил Полежая, и скрыл от всех, кроме Генерального Писаря, ответ Королевский; в нем было сказано: «Поневаж вы воины е те, то что вам возбраняет стать за себя и за свою свободу? Ибо видно жребий ваш таков, чтоб иметь все от меча, и даже самую свободу; а я помогать вам не в силах, будучи обуреваем партизанством и их факциями.»
Еслиб Хмельницкий не был Генеральным Писарем, то и он не знал бы этих слог достопамятных, где вся ничтожность Короля, вся горесть его, все буйство скопища Магнатского и наконец вся гибель Польши заключаются.
Несколько раз Хмельницкий уговаривал Барабаша объявить чинам, народу и войску слово Королевское. Он доказывал, что этим благоволением ободрена будет Малороссия. Он советовал дать знать из под руки Полякам о мыслях Королевских, и тем укротить их гонения и насилия; не будут ли образумлены, думал он, по крайней мере страхом всеобщего возстания, позволенного самим Королем. Все эти старания Хмельницкого были напрасны.
Барабаш был слишком задарен Панами; он переписывался с Магнатами, советовал поголовное истребление Запорожцев, а Поляки с боязни думали о свободе Малороссиян; с ней сопряжена была потеря поместьев Украинских, и свою предательскую переписку, вместе с Королевским универсалом, изменник хранил в сундуке, под воротами. Сын Полежая Иван был избран в Запорожьи Атаманом. Конецпольский дал вспоможение Наказному Гетману. Асаул Темиря с 500 человек Земской Польской стражи, и с 3000 козаков, был отправлен против Полежая. У каменного затона, Темиря разбил Линчаевцев, которые не ожидали нападения; Никитинская Сеча сдалась Полякам, Полежай был убит на сражении. Барабаш в это время успел съездить в Польшу и возвратиться в Украйну.
