Записные книжки | страница 18
Говорить правду может всякий, но мало кто умеет создавать афоризм.
Впрочем, в девяностых годах все мы грешили такими потугами.
— Вы знаете французский?
— Как вам сказать… Могу прочесть французский романчик, если он неприличный.
Кокни разговаривают:
— Красивая ты бабенка.
— Еще бы, в таких-то туфлях.
— Ты это говорила до того.
— А теперь скажу после того.
— Красивый вьюнош: глаза, как у римской статуи, и нос задирает, куда там!
— Ну, и где же наши выходные сапоги?
— Ах ты, умница! И много было вас таких у твоей мамаши?
— А то! Да и у меня у самой детей пятнадцать штук, а наделала я их всего с двумя мужьями.
— Вот бы твоя семейка обрадовалась, если б Господь надумал прибрать тебя.
— Да я уже пару мужей пережила, глядишь, прежде чем помереть, еще одного заведу.
— Я тебя, ей-богу, люблю, Флорри.
— Бедняжечка, сколько, небось, настрадался-то!
Женщина может быть сколь угодно порочной, но пользы ей от этого будет мало, если она не хороша собой.
— Ах, до чего же не хочется стариться! Всем удовольствиям конец.
— Зато придут другие радости.
— Какие же?
— Ну, к примеру, наблюдения над молодежью. Будь я в твоем возрасте, я, скорее всего, сочла бы тебя весьма самоуверенным и развязным типом; а так ты мне представляешься милым забавным мальчиком.
Никак не могу вспомнить, кто мне это говорил. Вероятно, тетя Джулия. Во всяком случае, я рад, что в свое время счел нужным этот разговор записать.
Есть приятная ирония в том, что юноша из «золотой молодежи» всю ночь напивается до чертиков, а в восемь утра отправляется в церковь.
На званом обеде следует есть разумно, стараясь не переесть, и говорить умно, стараясь не перемудрить.
Ум — оружие столь гибкое и универсальное, что, наделив им человека, природа лишила его всякого иного; но против силы инстинкта ум не слишком надежная защита.
История человеческой морали во всей полноте проявляется в литературе: на какую бы тему ни писал автор, он демонстрирует нравственные принципы своего времени. В этом главный недостаток исторических романов; герои, совершая в них исторически достоверные поступки, ведут себя по нравственным законам той эпохи, в которую творит писатель. И это несоответствие всегда бросается в глаза.
Люди частенько подкармливают голодных, чтобы ничто не мешало им самим наслаждаться вкусной едой.
В минуты сильного возбуждения правила, принятые в цивилизованном обществе, теряют силу, и люди возвращаются к древнему закону «око за око».