Эта свинья Морен | страница 4
Дядюшка, очевидно, колебался, но ничего не мог решить без ведома жены, которая должна была вернуться только поздно вечером. Внезапно он воскликнул с торжеством:
– Постойте, мне пришла в голову превосходная мысль: я оставлю вас у себя. Вы оба у меня пообедаете и переночуете, а когда приедет жена, я надеюсь, мы поладим.
Риве сначала воспротивился, но желание вызволить из беды эту свинью Морена заставило и его согласиться принять приглашение.
Дядя встал, сияя, позвал племянницу и предложил нам погулять по его владениям, прибавив:
– Серьезные дела-на вечер.
Риве завел с ним разговор о политике Я же очутился вскоре в нескольких шагах позади них рядом с девушкой Она поистине была очаровательна, да очаровательна!
С бесконечными предосторожностями я заговорил с нею о ее приключении, намереваясь обеспечить себе союзницу.
Но она ничуть не казалась смущенной и слушала меня с таким видом, словно все это ее очень забавляло.
Я говорил ей:
– Подумайте, мадемуазель, о всех неприятностях, которые вас ожидают! Вам придется предстать перед судом, выносить лукавые взгляды, говорить перед всеми этими людьми, рассказывать публично о печальной сцене в вагоне. Между нами, не лучше ли было бы вам вообще не поднимать шума, осадить этого шалопая, не зовя служащих, и просто-напросто перейти в другое купе?
Она рассмеялась:
– Вы правы! Но что поделаешь? Я испугалась; а с перепуга уже не до рассуждений! Когда я поняла все происшедшее, я очень пожалела о том, что закричала, но было уже поздно. Подумайте только, что этот болван набросился на меня, словно исступленный, не сказав ни слова, и лицо у него было, как у сумасшедшего. Я даже не знала, что ему от меня нужно.
Она смотрела мне прямо в глаза, не смущаясь, не робея. Я сказал себе: «Ну и бойкая же особа! Становится понятно, почему эта свинья Морен мог ошибиться».
Я отвечал шутя:
– Послушайте, мадемуазель, вы должны признать, что он заслуживает извинения: невозможно же, в конце концов, находиться наедине с такой красивой девушкой, как вы, не испытывая совершенно законного желания поцеловать ее.
Она рассмеялась еще громче, сверкнув зубами.
– Между желанием и поступком, сударь, должно найтись место и уважению.
Фраза звучала смешно и не совсем вразумительно. Внезапно я спросил:
– Ну хорошо, а если бы я вас поцеловал сейчас, что бы вы сделали?
Она остановилась, смерила меня взглядом с головы до ног, затем сказала спокойно:
– О, вы – это другое дело!
Я хорошо знал, черт побери, что это другое дело, так как меня во всей округе звали не иначе, как «красавец Лябарб», и мне было в то время тридцать лет. Но я спросил:
