Тогда-то я и постиг, что людские хвори имеют свою иерархию, как, допустим. Божьи ангелы. И для исцеления высших — или, если угодно, низших, то есть самых тяжелых, — недугов нужно, чтобы Святой Дух удесятерил мои силы, опустившись в земную юдоль на десять ступеней глубже обычного. Я-то, впервые в жизни исцелив прокаженного, совсем обессилел. Так, может, и у Бога силы на исходе? Ведь я творю чудеса не сам по себе, а с помощью Святого Духа. А Дух этот — не что иное, как нить, связующая меня с Отцом моим. Разве нет?
Я поспешно удалился в пустыню, предупредив моих последователей, что подожду их в Капернауме.
Я провел две ночи, лежа на земле среди змей и скорпионов и стараясь не поддаться страху. Я напоминал себе, что Иоанн Креститель брал скорпионов в руки, вел с ними беседы, и скорпионы его не кусали. Уговоры, однако, не очень-то помогали. Я очень боялся, хотя ни один скорпион меня покуда не укусил.
Новый поход в Капернаум прошел успешнее прежнего. Первым мне встретился осанистый центурион в латах, с орлом на щлеме. Кто знает, сколько людей пало под его разящим мечом? Но со мною он был обходителен.
— Господин мой, — сказал он, — лучшего из моих слуг разбил паралич,
Я не раздумывая ответил:
— Позволь мне излечить его.
Ответ центуриона лишь увеличил почтение, которое я питал к нему, и к тому же немало меня удивил:
— Господин мой, я не достоин принимать тебя под своим кровом. Но слуга мой излечится благодаря одному твоему слову. Я умею приказывать воинам, и они повинуются беспрекословно. Я велю солдату идти, и он идет. Заболевший слуга сделает все, что необходимо для его излечения, если ты наделишь меня силой и подскажешь, что ему приказать.
В глазах центуриона стояли слезы. Я подивился и, повернувшись к моим спутникам, воскликнул:
— Встречал ли я в ком-нибудь веру более глубокую? Такой не сыщешь в целой Галилее! — Затем я обратился к центуриону: — Иди. Твой слуга будет здоров.
И он выздоровел. Мне тут же об этом сообщили. Так я и понял, что могу наделять Божьей силой других людей, причем даже не евреев. Я возрадовался. И с удовольствием шел по улицам, принимая приветствия почтительно расступавшихся горожан. Со мной здоровались многие, в основном мужчины, чьи губы были очерчены ярко-красной краской. Тогда-то Симон-Петр и поведал мне, что в Капернауме, в этом небольшом городке, по преимуществу живут мужчины, которые отдают любовь не женщинам, а другим мужчинам. Они покрывают губы соком красных ягод, а в тавернах рассказывают о спартанцах, храбрейших из всех греков, великих воинах, которые ищут усладу исключительно в объятиях друг друга.
