Выходя, я услышал, как дядя невесты обратился к жениху:
— Обычно хозяева сразу выставляют на стол лучшее вино, а когда гости нальются, достают напитки похуже. Вы же приберегли лучшее вино напоследок! Да будет благословен ваш брак!
Таково было первое из моих чудес, и совершилось оно в Кане Галилейской. Однако похваляться я не спешил. Ангел, посланный Отцом моим, вовремя нашептал мне мудрую мысль: «Как бочонок, до краев полный меда, может вмиг опустеть, так и глупый сын может растратить дарованный ему запас чудес». Я не признался даже матери. Она лишь порадовалась, что у хозяев все-таки оказалось вино, и это немного скрасило ей неизбежность моего ухода. Я ушел поутру — в плаще и сандалиях, с посохом в руках и материнскими слезами на сердце.
Я решил проповедовать в Капернауме, куда от Назарета идти всего полдня. Что бы ни говорил дьявол, я по-прежнему считал пророка Исайю своим наставником, а он написал: «На пути приморском, за Иорданом, в Галилее языческой, народ, ходящий во тьме, увидел свет великий». Вот я и выбрал Капернаум. Он стоит у самого Галилейского моря (которое на самом деле озеро, но величиной с целое море), из этого моря вытекает река Иордан и течет дальше на юг, к Иерусалиму
Однако прежде, чем идти в Капернаум, я решил поговорить с евреями в синагоге родного Назарета. Ведь язык мой был не так искусен, как руки с топором или рубанком, и меня тянуло начать там, где меня хоть кто-то знал.
Но я растерялся и повторял только одно:
— Кайтесь, ибо близится Царство Божие. Скоро всему конец.
Слова мои не возымели никакого действия. Только все вдруг примолкли. Да и как могут люди возрадоваться, узнав, что им грозит Страшный суд, причем очень скоро? В Назарете меж тем стояло ясное солнечное утро. Я же, обуреваемый новыми мыслями — о том, что вера, пусть самая крепкая и истовая, должна быть проста и естественна, как дыхание, — добавил (а говорил я на древнееврейском):
— Благодарю Тебя, Отец, за то, что ута ил это от мудрых и понимающих, но открыл простосердечным младенцам.
Спустя много-много времени я прочту, что написал в своем евангелии Лука:
«И все, кто присутствовал в синагоге и слышал эти слова, преисполнились ярости, и поднялись, и изгнали его из города. Приведя его на склон горы, на которой стоял их город, они хотели сбросить его с утеса. Но Иисус прошел сквозь толпу и отправился своей дорогой».
Лука не был евреем. И всё в его описании изрядно преувеличено. Он вообще ненавидел евреев. На самом деле я держал речь в маленькой синагоге, которую посещал с детства, и никто там не стал бы гневаться на меня или гнать прочь. Но смешки… Да, смешки, точно мыши побежали по полу меж ног. Я даже почувствовал на себе маленькие бесшумные лапки. И шепоток различил, пожалуй, еще прежде, чем он прозвучал вслух:
