— Точка, точка, запятая, минус, рожица кривая…
Чертики получались действительно кривенькие, кособокие, но Даньку они, видимо, вполне удовлетворяли, и он с удовольствием продолжал свои занятия. Рыбаков подсел к Илюше, отложившему латинскую грамматику в сторону.
— Тетрадь так и пропала? — спросил он нахмурясь.
— Пропала, — пожал плечами Илюша.
— Ты бы поискал как следует, ирод.
— Весь дом вверх дном перевернул. Как в воду канула. У нас ведь в доме, знаешь, верблюда можно потерять.
Вошла Софья Моисеевна и поставила на стол тарелку вареной картошки.
— Ешьте, пожалуйста, — сказала она, перебивая их тихий разговор и поглядывая на Рыбакова.
Они поели картошки. Данька измазался и чертиков измазал и клеенку.
— Наказанье с этим ребенком, — сказала Софья Моисеевна и увела Даньку на кухню мыться.
Рыбаков поднялся и зашагал вокруг стола.
— Ты сиди, занимайся. Я тебе не помешаю.
В кухне громко булькала вода. Рыбакор тихо похаживал по комнате, время от времени подходя к порогу кухни, чтобы заглянуть на висевшие в ней ходики. Ждал ли он кого-нибудь? И кого он мог ждать?… Хлопнула входная дверь. Рыбаков круто остановился на полушаге. Вошла Геся, держа в руках муфточку и две толстые книги. Она была чем-то сильно озабочена и, едва поздоровавшись с Рыбаковым, тотчас прошла в темную каморку, служившую ей и Софье Моисеевне спальней. Книги и муфточку она оставила на этажерке, стоявшей в углу возле окна.
Рыбаков посмотрел вслед Гесе, потер лоб, словно решая трудную задачу, потом неприметно вздохнул и стал прощаться.
— Ты меня не провожай, — сказал он, пожав Илюше руку, и быстро пошел из комнаты.
Данька с мокрой головой юркнул мимо него из кухни в общую комнату.
Софья Моисеевна, увидев проходившего через кухню Рыбакова, взяла со стола пятилинейную керосиновую лампочку и накинула на плечи старый клетчатый платок.
— Я провожу вас, Митя. У нас в сенях такая темнота, можно голову сломать.
— Пустяки, — мягко остановил её Рыбаков. — Не надо. Вы ещё простудитесь.
— Ничего не случится. А случится — тоже не такая уж беда, — отмахнулась Софья Моисеевна и двинулась к дверям.
Рыбаков пошел за ней следом, и оба вышли в обширные темные сени. На стенах блестел иней. Через полуоткрытые двери с улицы потянуло холодным ветерком. Желтая пирамидка пламени задрожала и заметалась под стеклом лампочки. По стене полыхнули черные беспокойные тени.
— Митя, — сказала Софья Моисеевна, прикручивая лампу, — одну минутку, Митя. Я хотела сказать вам, чтобы вы не беспокоились из-за этой пропажи. Я сама сожгла эту тетрадь. Вы спросите, почему я сожгла? Я отвечу вам — потому что я мать. Ваша мать сделала бы то же самое.
