У стены в прихожей стоял низкий резной сундук, весьма похожий на тот, что они видели в холле квартиры Феликса Хея. Как заметил Сандерс, крышка была приподнята; из сундука торчало нечто, напоминающее палец в серой перчатке.
В прихожей царил полумрак; застекленная дверь была завешена сборчатыми занавесками. На стене висел забавный неоконченный набросок, точнее, эскиз, подписанный именем Данте Габриэля Россетти. К удивлению Сандерса, старший инспектор долго смотрел на картину, прежде чем нагнулся и поднял крышку сундука.
Очевидно, несмотря на всю свою рафинированность, миссис Синклер была неряхой. Сундук оказался забит старым хламом, который убрали с глаз подальше: несколько зонтиков, сломанная теннисная ракетка, измазанный углем джемпер и два плаща.
А сверху кучи лежала человеческая рука. Сандерс был неприятно поражен; но вскоре он понял, что рука оторвана от манекена. Из белой манжеты, нашитой на рукав черного пальто, набитого шерстью, высовывалась искусственная кисть в серой перчатке; рука выглядела до омерзения натурально, вызывая в воображении самые мрачные образы, навеянные темной прихожей.
– Ах, – вздохнул Мастерс, опуская крышку.
Оба поспешили к выходу.
– Инспектор, ради всего святого, что здесь происходит? – тихо спросил Сандерс. – Что они замышляют? И почему она засунула оторванную руку в…
– Тише! – прошептал старший инспектор, убедившись, что рядом нет служанки. – Скоро вы все узнаете, доктор. И потом, не думаю, что рука принадлежит ей. Возможно, вы и сами догадаетесь, откуда взялась искусственная рука и почему она оказалась в этом сундуке. А пока съездим-ка в Хэмпстед. Пора навестить мистера Шумана.
Они ехали по извилистым хампстедским улицам; дорога вилась вверх бесконечной лентой. Наконец они оказались на вершине холма, с которого весь район Хампстед-Хит был как на ладони. Аккуратно объехав большую лужу, пестрящую всеми цветами радуги, начали спуск.
Справа от них тянулась обширная холмистая пустошь. По контрасту с ней дома слева от дороги казались плоскими серыми коробками. Деревья стояли голые в синеватой дымке – листочки еще не начали распускаться. Там и сям виднелись овраги и ямы; между деревьями вились утоптанные коричневые тропки. Порыв резкого ветра взметнул в воздух выброшенную кем-то газету. Бледные лучи солнца почти не пробивались сквозь плотные облака. Здесь, на холме, даже воздух был совсем другой, не лондонский.
Мастерс повернул влево, к дому Шумана.
