Последнее, что я помню, – мне показалось, будто лицо у мистера Хея раздувается, как воздушный шар; потом оно заполнило собой всю комнату и стало красным как огонь – возможно, дело в его рыжих волосах. Он что-то говорил с акцентом и показывал на нас. Потом все смешалось, мне стало плохо; больше я ничего не помню.
Миссис Синклер говорила как-то отстраненно, глядя то на огонь, то на Мастерса. Однако сам рассказ отличался необычайной живостью – может, сказывался ее художественный вкус. Она подчеркивала сказанное одним-двумя легкими движениями.
– О том, что было, мне не хочется даже вспоминать, – закончила миссис Синклер.
Старший инспектор обратился к Блайстоуну:
– Теперь вы, сэр. Можете ли вы что-либо добавить?
– Боюсь, что нет. – Блайстоун потер лоб своей примечательной рукой. – Конечно, я сознавал, что с нами творится неладное. Однако времени на то, чтобы что-то сделать, уже не было. Более того, меня потянуло петь. Я, кажется, даже затянул матросскую песню: «Правь к берегу, моряк!»
– Вы тоже считаете, что никто из вас не мог отравить напитки?
– Разве это не очевидно?
– И по-вашему, атропин добавил в шейкер некий посторонний человек – злоумышленник, незаметно прокравшийся в квартиру, пока все вы находились на кухне?
– Да.
– Ваш хайбол уже был в бокале. А «Белую леди» разлили только после того, как вы вернулись в гостиную. Вы видели, как разливали коктейли?
– Конечно.
Мастерс откинулся на спинку стула, лучась добродушием.
– Ну хватит! – отрезал он. – Откровенно говоря, изворачиваться вы мастера. Но обязан предупредить вас обоих: шутки кончились. Пора говорить правду. Дело в том, что в шейкере никакого атропина не было. Вы понимаете меня? Следовательно, атропин был добавлен непосредственно в бокалы уже после того, как разлили коктейли. После, а не до! Вы оба утверждаете, что все находились в гостиной и сидели за столом. Я хочу знать, кто из вас отравил коктейли. Я также хочу знать, почему у вас, сэр, с собой было четверо часов и почему в вашей сумочке, мэм, оказались пузырьки с негашеной известью и фосфором. Итак?
