Блюда были большей частью покрытые глазурью, работы Бернара Палисси, или лиможского
фаянса; иногда нож, разрезая кушанье, скользил по выпуклому изображению
пресмыкающегося, лягушки или птицы. Лежащий на тарелке угорь сплетал свои
изгибы с кольцами украшавшей тарелку змеи.
Честный филистер, наверное, испытал бы некоторый страх при виде этих сотрапезников,
волосатых, бородатых и усатых или же странно выбритых, размахивающих кинжалами
XVI столетия, малайскими криссами, испанскими навахами. Согнувшиеся над столом
и освещенные мерцающим светом ламп, они действительно представляли странное
зрелище.
Ужин близился к концу, иные из адептов уже чувствовали действие зеленого теста, а на
мою долю выпало полное извращение чувства вкуса. Я пил воду, а мне казалось,
что это великолепное вино, мясо превращалось в малину и обратно. Я не мог
отличить котлеты от персика.
Мои соседи делались все оригинальнее; на их лицах вдруг появлялись огромные совиные
глаза, носы удлинялись и превращались в хоботы, рты растягивались, делаясь
похожими на щель бубенчика. Цвет их лиц приобрел неестественные оттенки. Один
из них, бледнолицый и чернобородый, раскатисто хохотал, наслаждаясь каким-то
невидимым зрелищем; другой делал невероятные усилия, чтобы поднести ко рту
стакан, и его судорожные движения вызывали оглушительный вой окружающих.
Третий с невероятной быстротой вертел большими пальцами, а четвертый, откинувшись на
спинку кресла, с блуждающими глазами и бессильно повисшими руками,
сладострастно утопал в безграничном море нирваны.
Опершись о стол локтями, я наблюдал за происходящим. Остаток моего рассудка то почти
исчезал, то снова разгорался, точно готовый потухнуть ночник. Мои члены горели,
и безумие подобно волне, отступающей от скалы, чтобы снова накатить на нее и
захлестнуть своей пеной, но охватывало мой мозг, то проходило и в конце концов
прочно овладело им. Я начал галлюцинировать.
– В гостиную, в гостиную, – вдруг закричал один из гостей, – разве вы не слышите
звуков небесного хора? Музыканты уже давно ждут!
Действительно, сквозь шум разговоров до нас доносилась дивная музыка.
Гостиная была огромная комната с белыми и золочеными лепными украшениями, с расписным
потолком, с фризами, разрисованными сатирами, преследующими в тростниках нимф,
с большим мраморным камином и с широкими парчовыми портьерами, дышащими роскошью
старинных времен. Мягкие диваны и кресла, очень широкие, по моде того времени,
чтобы не мять пышных юбок герцогинь и маркиз, приняли гашишистов в свои
гостеприимные объятия.
