Стены были увешаны картинами – то были копии полотен итальянских и испанских
мастеров, по большей части без рам. На высоком потолке смутно вырисовывалась
фреска на тему какого-то мифа.
Подойдя к указанному этажу, я узнал дверь по тамбуру, обитому мятым, лоснящимся от
старости утрехтским бархатом. Пожелтевший галун и погнувшиеся гвозди
свидетельствовали об их долголетней службе.
На мой звонок дверь с обычными предосторожностями открылась, и я словно возвратился на
два века назад. Быстротекущее время, казалось, не коснулось этого дома, он
походил на часы, которые забыли завести и стрелка которых показывает давно
прошедший час. Я стоял на пороге огромного зала, освещенного лампами,
зажженными на противоположном его конце. Белые стены зала были до середины
увешаны потемневшими полотнами, носящими отпечаток эпохи, на гигантской печи
возвышалась статуя, точно похищенная из аллеи Версаля. На куполообразном
потолке извивался небрежным набросок какой-то аллегории во вкусе Лемуана, может
быть, даже и его кисти.
Я
направился в освещенную часть зала, где вокруг стола сгрудилось несколько
человеческих фигур. Когда я вошел в светлую полосу, меня узнали и громкое «ура»
потрясло гулкие своды старого отеля.
– Вот он, вот он! – наперебой кричали голоса. – Дайте ему его долю!
Перед буфетом стоял доктор; он вынимал лопаточкой из хрустальной вазы какое-то
зеленоватое тесто или варенье и клал его по кусочку в палец величиной на
блюдечки японского фарфора подле золоченой ложки.
Лицо доктора сияло энтузиазмом, глаза блестели, щеки пылали румянцем, вены на висках
напряглись, раздувающиеся ноздри глубоко дышали.
– Это вычтется из вашей доли райского блаженства! – сказал он, протягивая мне мою
порцию.
После этого снадобья пили кофе по-арабски, то есть с гущей и без сахара; потом сели
за стол.
Читателя, конечно, удивит такое нарушение кулинарных обычаев, ибо никто не пьет кофе
перед супом, варенье тоже едят на десерт. Это обстоятельство требует разъяснения.
Когда-то
на Востоке существовала страшная разбойничья секта. Во главе ее стоял шейх,
которого звали Стариком Гор или Князем Убийц. Разбойники беспрекословно
повиновались своему главе и исполняли любые его приказы без рассуждений. Никакая
опасность не пугала их, даже верная смерть. По одному знаку своего повелителя
они бросались вниз с высокой башни или шли убивать какого-нибудь царя прямо к
нему во дворец, несмотря на стражу.
Но каким образом мог добиться Старик Гор столь полного повиновения?
