– …сокрушительное чувство бессилия, когда такие, как Роджер Кинделл, не получают справедливого наказания. Как вы знаете, такие дела затрагивают во мне глубоко личную струну. Когда моего сына убили, а его убийцу выпустили на свободу, я впал в жуткую депрессию.
Йюэ посмотрела на него с деланным сочувствием.
– Именно тогда я начал заниматься проблемой, которой занимаюсь до сих пор, – продолжал Рейнер. – Я обсуждал эту тему с различными людьми, спрашивал их, что они думают о недостатках законодательства и о том, как эти недостатки подрывают его эффективность и справедливость. К сожалению, легких решений нет. Но я знаю, что когда закон не срабатывает, это ставит под угрозу саму структуру нашего общества. Если мы потеряем веру в то, что полиция и суд свершат правосудие, во что еще нам остается верить?
Тим нажал кнопку, и экран телевизора погас. Несколько минут он сидел молча, потом снова включил его. Йюэ переключилась на Делейни. Та выглядела взволнованной, что было совершенно ей не свойственно. Тим снова нажал на кнопку и начал смотреть, как тени от дождевых капель играют на погасшем экране.
– Как могло случиться, что Делейни не знала, что парень глухой? – сказала Дрей. – Это же невозможно не заметить.
– Она работала с материалами его старого дела. Тогда он не был глухим.
Раздался очередной яростный щелчок ножниц, и полоска бумаги, трепеща и колыхаясь, упала на пол:
– Его арестовывали четыре раза. Тебе не кажется, что он знает свои права? Да он просто эксперт по своим правам. И почему Фаулер не подождал ордера? Да что я говорю – конечно, он не стал ждать ордера. Он не позаботился о том, чтобы точно зачитать Кинделлу его права, или о том, чтобы получить его согласие на обыск. Он не думал, что Кинделл доживет до суда. – Она со стуком положила ножницы на стол. – Черт бы подрал судью. Она могла что-то сделать. Она не должна была оставлять все как есть.
Тим сидел отвернувшись от нее:
– Правильно. Потому что конституция избирательна.
– Тимми, не будь самодовольным и заносчивым.
– Не называй меня Тимми. – Он положил пульт на кофейный столик. – Ладно тебе, Дрей, этот спор непродуктивен.
– Непродуктивен? – Она усмехнулась. – У меня есть право день-два побыть непродуктивной, тебе не кажется?
– Но мне сейчас не очень хочется попадать под прицел.
– Тогда оставь меня в покое.
Он был рад, что так и не повернулся к ней и она не могла видеть его лицо.
– Я не хотел…
– Если ты пошел к Кинделлу той ночью, тогда ты должен был его убить. Убить, когда была возможность это сделать.
