– Кто же виноват? Зачем говорить грубости? До чего же мы дойдем, если станем подолгу и нудно выискивать зацепки для ругани? А потом оправдываться и распутывать глупые ссоры?
Я молчал. Ждал, когда минует кризис. Мы не сказали друг другу больше ни слова. Ужинали раздельно. Я нес вахту и все операции, которые обычно делали вместе, на этот раз выполнил сам. Со злости и в назидание. Знал, так оно легче. Просто не желал быть добреньким. Или, может, хотел дать Джу время на раскаянье? Думал про себя: что бы там ни было, а это все мелочи жизни. Прошло около часа, я не выдержал, бросил руль и побежал в рубку. Джу лежала на койке с открытыми глазами. Торопливо поцеловал ее. Она ответила. Говорить было некогда: лодку понесло в сторону, и я вернулся к румпелю.
Утром сделали вид, будто ничего не случилось.
Но виноват был я. После всего, что мы пережили, зная, какую непосильную ношу взвалил на плечи Джу, я позволил себе еще и кричать на нее. И тут нет никакого оправдания – прав ли я по существу в данном случае или не прав. Конечно, очень жаль, что определение координат почти в 2600 милях от ближайшего берега сорвалось. Но кто позволил мне впадать в амбицию и объявлять чуть ли не роковыми, по сути, второстепенные вещи?! Для меня Джу дороже тысячи наблюдений солнца. Это же просто унизительно: в больших, важных вопросах я всегда на высоте, а на пустяках срываюсь. С этими мелочами вообще нелегко.
Постоянно надо быть настороже. Очень легко можно возненавидеть друг друга. За день, за час или даже за минуту. Понимаю, все происшедшее, конечно, забудется, потому что то, что нас связывает, давно перешагнуло мелочную злобу. Однако ссоры и минутная ненависть оседают и накапливаются в душе. А горечь обиды держится днями, месяцами. Сужу по себе. И сейчас еще я помню все огорчения, даже восьмилетней давности, которые причинила мне Джу. Я никогда еще ими не козырял, но, похоже, очень легко могу извлечь их наружу, стоит лишь «отказать тормозам».
Нет, я не пытаюсь посыпать голову пеплом. Однако не позволю себе повторения подобной истории.
Мы не святые
«Страдания облагораживают», – писал Достоевский. Когда? В момент, когда страдаешь, или после? Этого он не прояснил. Думаю, что методичное, размеренное дозирование страданий с внезапными взлетами и падениями душевного настроя не возвышает и не облагораживает. Наоборот, человек должен сам уметь напрячь всю свою волю и желание добра, чтобы не «разряжаться» за счет другого, чтобы не озлобиться.
