Противник заперт… Противник окружен! Действуем по моей команде! Двое десантируются с крыши, по одному - через верхние окна в столовую, ты, ты и ты - через черный ход, ты, Хвостов, через мусоросборник… Р-р-рразговорчики! Не слишком сообразительный Прытковецкий громоздким тараном на фиг снес дверь, и…
Позже Догонюзайца в красках расписывал картину: дескать, представьте. Ночь. Черно. Пустая столовая. Ровные ряды столов и стульев. По углам - что-то кошмарное, что живет по ночам в общественной столовой, может быть, призраки невинно отравившихся посетителей. Белые лучи фонариков режут темноту, пластуют ее, раздирают; бравые «волчата» идут напролом, треск и грохот разбившегося стекла, двери разносятся Прытковецким (А чё сразу я? - возмущался детинушка) - и разброшенные по полу хищные стальные лезвия ножей ловят отсветы сирен и прочей подсветки. И посреди всего это буйства - маленький, и не видно, что почти семь кг, очень испуганный котик с задушенной крыской в зубах.
«Бедненький!» - завопила тетя Люда, - «Флаффи ж хотел порадовать свою мамулю! Яти ж вашу кашу, вы что, дуболомы, понаделали! Вы ж кота импотентом на восемь оставшихся жизней сделали!»
Как позже пошутил Лукин, крик тети Люды чуть не сделал импотентом Бульфатова, а это смело можно записывать в разряд подвигов, равных подвигам Геракла. Пока Бульфатов находился в лазарете у Евгения Аристарховича на профилактике, Монфиев разбирался с ночным происшествием: Волков получил устный выговор за самоуправство, Глюнов получил официальное распоряжение кормить кота, чтоб по ночам тот не лазил по секретным объектам в поисках подножного корма. А потом сам Монфиев получил от тети Люды - повариха гордо подбоченилась, четырехэтажно послала начальника, потребовала цветной телевизор над котлом, чтоб готовить интереснее было, выходной в субботу, Серова для успокоения нервов, и чтоб пред ее грозные очи поставили того скотину, который ночью, пользуясь суматохой, сожрал два кило вареной говядины, которую планировалось пустить в панировку. Тетя Люда получила все, что требовала - кроме говядиноядной скотины. Велела Глюнову беречь Флаффи, и, утешаемая Серовым, немного успокоилась.
- Ты не Флаффи, - сказал Сашка, пока черно-белый сидел у него на руках. На усах кошака еще виднелись маленькие крупинки говядинки, и вообще, два лишних килограмма, приплюсованных к живому весу, чувствовались. - Я буду звать тебя Бегемот.
Бегемот, Проглот, Всежрунчик, Курезадов (при использовании этой клички Глюнову постоянно казалось, что кот улыбается), Сосиска, Не-Приближайся-К-Моему-Компу! - и прочая, прочая, прочая. Кот все клички игнорировал, и Сашка, так и не подобрав нужной, писал о нем родителям, именуя просто - Черно-Белый Кот.
