– Помнишь Катю Рагозину? У нее тоже кот был, всем пакостничал, – не к месту ляпнула я.
– Катюху? Конечно, помню, – вздохнула Нина. – Ужасно умереть в сорок лет!
– Врач сказал, у нее был никем не замеченный порок сердца, – уточнила я.
– Мда, – кивнула Нина, и следующие десять ступеней мы миновали молча.
Уже открывая дверь в спальню, она вдруг спросила:
– Слушай, а куда подевался кот Катюхи?
– Его усыпили, – не подумав, сказала я правду. – Очень уж агрессивно он себя вел, вот семья Рагозиной и решила расстаться с животным.
Нина побледнела и схватила меня за плечо:
– Дашута, дай честное слово! Пообещай выполнить мою просьбу!
– Смотря какую, – усмехнулась я. – Вдруг попросишь меня прыгнуть с Останкинской башни?
Но Лаврентьева не оценила по достоинству мою шутку.
– Я говорю серьезно!
– Ну? Излагай.
– Если я умру раньше тебя, забери к себе Венедикта, – выпалила Нина. – Мои точно его на тот свет живенько спровадят.
– Ну и чушь приходит иногда людям в голову! – подскочила я. – С чего тебе вдруг умирать-то?
– Не знаю. Но ты сейчас вспомнила про Катьку… и я подумала… решила… она ведь тоже не ожидала такого близкого конца… Пообещай!
Я набрала полную грудь воздуха. Лаврентьева, похоже, очень устала, ей необходимо на некоторое время забыть о работе, съездить одной отдохнуть.
– Пообещай! – твердила Нина, прижимая к груди руки.
– Хорошо.
– Нет, дай полный ответ!
Учитель всегда остается учителем, даже в напряженный момент он начинает привычно занудничать.
Я откашлялась, подняла правую руку и заявила:
– Торжественно клянусь в случае необходимости дать приют коту Венедикту в своем доме, обеспечить его едой, питьем, свежим наполнителем для туалета и медицинскими услугами. Обещаю холить и лелеять Венедикта, но оставляю за собой право объяснять ему его кошачьи ошибки. Взамен требую у Нины Лаврентьевой ответной услуги!
– Какой? – заморгала та.
– Если я умру раньше тебя, пригреешь в своей семье Дегтярева? От полковника не в пример меньше хлопот, чем от кота. Александр Михайлович никогда не ложится спать на ступеньках лестницы, и ему, надеюсь, не придет в голову хватать людей за голые ноги. Полковник не писает в тапки, не потребует ежедневно менять наполнитель в горшке, и он, в принципе, всеяден. Даже слишком всеяден, на мой взгляд – если можно так выразиться, Дегтярев всеобжорен. Одна беда, он в отличие от Вени умеет разговаривать, но засунутые в уши затычки легко купируют сей его недостаток. Ну, ты согласна?
