– Восемнадцать только этой серии, – ответил Розен, продолжая изучать вероятного противника в мощный бинокль. – Последний сойдет со стапелей в Борнмуте через три года.
– Однако! Откуда вы только все зна… Ах, ну да, конечно, Генеральный штаб…
– Вот именно.
– А я, господа, боюсь не грядущих баталий, а сегодняшней, и не на море, а на суше, – задумчиво проговорил Батеньков. – Не отменить ли увольнительные на берег, Леонтий Порфирьевич?
– Хорошая мысль! – поддержал Враницкий.
– Господа, господа! – запротестовал каперанг. – Давайте не думать о людях плохо. Русский матрос без причины в драку не лезет. Вы, Павел Васильевич, накажите буянов превентивно, а всю команду перед дальним походом озлоблять не следует. Дня через три с божьей помощью выйдем в море. И скажите мне наконец, где его императорское высочество?
– Там же, где обычно. При нем Корнилович.
– Хоть кто-то. А Свистунов?
– Храпит у себя в каюте. Явился пьян, но к вахте проспится. Он всегда так.
– Черт знает, что у него за организм… Господин полковник, я вас прошу… постарайтесь, голубчик, чтобы цесаревич заночевал сегодня на корвете. Так будет лучше.
Розен не удержался от гримасы. За утратой Лопухина быть нянькой при сумасбродном цесаревиче приходилось все-таки ему.
Местная публика, фланирующая на закате вдоль шеренг молодых пальм, высаженных с тщеславным умыслом превратить узенькие и кривенькие улочки Понта-Дельгада в подобие парижских бульваров, обращала внимание на внушительную процессию. Впереди размашисто вышагивал офицер в черном мундире русской морской пехоты. Лицо его, вероятно некогда красивое своеобразной жесткой красотой, было изуродовано косым сабельным шрамом. Рядом с ним, отставая на полшага, торопясь и то и дело смешно подпрыгивая, семенил пожилой господин, одетый столь безукоризненно, что в отношении его личности никто не усомнился бы: слуга, но слуга значительнейшей персоны. Тем не менее местные щеголи, а равно и смуглые дамы в непременных мантильях, вышедшие в этот час насладиться вечерней прохладой да и себя показать, кланялись дворецкому Карпу Карповичу едва ли не охотнее, чем Розену, – успели вызнать, кто его господин.
Вслед за примечательной парочкой топал сапогами полувзвод морских пехотинцев в чересчур теплых по азорскому климату черных бушлатах. Удивительнее всего, что два последних в колонне морпеха несли свернутые брезентовые носилки. Для какой надобности – неизвестно. Нашлись, впрочем, догадливые, сразу заявившие, что процессия направляется не иначе как к заведению мадам Генриетты. И были совершенно правы.
