Фрекен Смилла и её чувство снега | страница 11



— Лойен.

Хотя он и не называет свое звание, оно тем не менее подразумевается. Его звание, а также то обстоятельство, о котором собеседнику не следует забывать, что он по меньшей мере на голову выше всего остального человечества, и в этом здании, на других этажах под ним, находится множество других врачей, которые не смогли стать профессорами, а над ним — только белый потолок, голубое небо и Господь Бог, а может быть, и того нет.

— Садитесь, фру.

Он излучает любезность и превосходство, и мне следовало бы чувствовать себя счастливой. Другие женщины до меня были счастливы, и многие еще будут счастливы, потому что разве в трудные минуты жизни может быть что-нибудь лучше, чем иметь возможность опереться на двухметровую блестящую медицинскую самоуверенность, да еще в такой располагающей обстановке.

На столе в рамке стоит фотография жены с эрдельтерьером и тремя взрослыми сыновьями, которые наверняка изучают медицину и у которых отличные оценки по всем предметам, включая клиническую сексологию.

Я никогда не считала, что я совершенна. А когда я сталкиваюсь с людьми, обладающими властью и пользующимися ею с видимым удовольствием, я вообще становлюсь другим, очень мелочным и злым человеком.

Но я этого не показываю. Я сажусь на краешек стула, кладу темные перчатки и шляпу с темной вуалью на край столешницы из красного дерева. Перед профессором Лойеном, как и много раз до этого, сидит скорбящая, вопрошающая, неуверенная в себе женщина в черном.

— Вы из Гренландии?

Благодаря своему профессиональному опыту он замечает это.

— Моя мать была из Туле. Это вы… обследовали Исайю?

Он утвердительно кивает.

— Я хотела бы узнать, отчего он умер.

Этот вопрос оказывается для него несколько неожиданным.

— От падения.

— Но что это значит, чисто физически?

Он задумывается на минуту, поскольку не привык формулировать совершенно очевидные вещи.

— Он упал с высоты седьмого этажа. Просто нарушается целостность организма.

— Но на его теле не было заметно никаких повреждений.

— Это бывает при падении, моя дорогая фру. Но…

Я знаю, что он хочет сказать. «Это только пока не вскроешь. А когда вскроешь — сплошные осколки костей и внутренние кровоизлияния».

— Но это не так, — заканчивает он.

Он выпрямляется. У него есть другие дела. Беседа приближается к концу, так и не начавшись. Как и многие другие беседы до и после этой.

— На теле были следы насилия?

Я не удивила его. В его возрасте и при его роде деятельности трудно чему-нибудь удивиться.