Я помочился, пересиливая резь в паху. Подошел к раковине, прополоскал рот и произвел ревизию зубной полости. Зубов у меня оказалось немного, по большей части гнилушки. Но радоваться было особенно нечему, так что моя нефотогеничная улыбка никого не напугает.
Когда я появился из ванной, «моя жена» даже головы не повернула, она с интересом смотрела какое-то жестокое шоу – под рев толпы гладиаторы молотили друг дружку. Я тенью прошел на кухню, залез в буфет и достал нож – большой и острый стилет. С таким можно охотиться на крупного зверя. Покопался еще в кухонной утвари. Нашел раскладную вилку и сунул в карман. Пригодится. Затем, пряча нож, вернулся в комнату и присел на край кровати. На экране одного из гладиаторов повалили и стали бить битами. Девушка восторженно зааплодировала.
Тут я сгреб гадину за волосы, прижал к горлу острое лезвие.
− Ты ведь не Лина? – прошипел я.
− Убери нож, – проговорила незнакомка придушенно. От страха она стала сильно потеть и дышать чаще, чем обычно.
− Где моя жена? Что ты с ней сделала?
− Я ничего…
Я слегка вдавил лезвие в беззащитную шею.
− Она сама отдала нам тело. Если мы организуем твой побег.
Я задохнулся от душевной боли. Боже мой! Выходит, Лина пожертвовала собой, чтобы я жил. А я… мне даже нечем отплатить ей за эту жертву.
− И вы согласились?!
Девица молчала, испуганно косилась на сухую стариковскую руку, способную одним движением лишить ее жизни.
Что же мне делать? Я замер, не зная, что предпринять. Причинить зло этой гадине я не мог – она была в теле Лины, она пахла, как Лина, двигалась, как Лина, и даже переняла некоторые ее жесты, мимику. Пожелай я перерезать ей горло, я бы не смог. Но кое-чем я, все же, мог ей досадить. Продолжая сжимать острый нож возле яремной вены, морщинистой ладонью я коснулся ее бедра, с усилием разжал плотно сведенные колени и заскользил вверх, ощущая, как вся она напряглась. Между бедер у нее было горячо и влажно. Мне быстро надоело ласкать ее одной рукой, и я навалился на нее сверху, услышал приглушенное: «Не надо!», но, черт побери, я бы непременно сделал это, если бы не проклятая стариковская немощь.
Она сразу поняла, что у меня ничего не выйдет, криво улыбнулась, как шлюха. Осторожно, поскольку лезвие все еще маячило возле ее шеи.
− Где другие? – спросил я глухо.
− Ждут звонка.
− Познакомишь меня с ними, – я, наконец, убрал нож, и она вздохнула облегченно.
Я поднялся, застегивая штаны.
− Сколько вас?
− Четверо, вместе со мной.
