Придя в себя, Дженевра поняла, что плачет. Она немного волновалась за новую жизнь, которая теперь росла в ней, ибо такое неистовое совокупление могло причинить вред младенцу, в эти ранние дни беременности она боялась любой травмы.
Однако она плакала не из-за этого. Это были слезы счастья, поскольку Роберт не смог отрицать, как он жаждет ее, он настолько растворился в своей страсти, что она не могла больше сомневаться: он безумно желал ее.
Ее муж не стал ей мстить изменой или развратом, хотя Дженевра слышала, как об этом перешептывались другие женщины. Вот почему она плакала.
Придя в себя, Роберт, физически и нравственно вымотанный за все эти прошедшие несколько недель, заметил ее слезы.
С губ его сорвалось проклятие. Он откатился на бок. «Я же не собирался причинять ей боль. Я поверил ее клятвам в верности. И как не поверить, если ее честность видна насквозь?»
Но все же где-то в глубине его сознания оставалось сомнение.
По опыту он знал, что женщины умеют искусно лгать и изворачиваться, лишь бы избежать последствий собственной вероломности. Джейн тоже пыталась его обмануть, хотя ее вина оказалась доказанной временем и свидетельствами очевидцев.
«Время! – встрепенулся Роберт. – Я должен вычислить самый поздний срок, когда ребенок может родиться. Впрочем, Дрого прибыл в Мерлинскрэг всего лишь через сорок восемь часов после моего отъезда». У брата была возможность отомстить за свою незаживающую обиду. С детства он чувствовал себя обойденным: и титул, и богатство, и почести – все должно было отойти старшему брату. Все, кроме незначительного поместья.
Роберт нетерпеливо дернулся. «Чума бы взяла этого Дрого, который отравляет мне жизнь вот уже двадцать лет!» Ему казалось, что младший брат довольно жестоко расквитался с ним за несправедливость судьбы. Измена Джейн, прикрывшей его именем ублюдка, была для Роберта настоящим оскорблением. И вот снова Дрого…
Смерть Джейн и ее сына стала для Сен-Обэна облегчением. Перед ним тогда стоял трудный выбор – либо не признать ребенка, либо позволить сыну Дрого унаследовать баронский титул. И вдруг эта проблема разрешилась. Однако теперь ситуация была куда сложнее: Роберт знал, что от утраты Дженевры ему не оправиться никогда. Даже если… нет, это невозможно!
В какой-то миг Роберт почти пожелал, чтобы ребенок не родился. Слезы Дженевры разозлили его. «В конце концов, она сама спровоцировала этот шквал чувств, который и привел к такому безудержному обладанию. Могла бы поостеречься».
