на троне! Благоговея перед королем и страшась его гнева, мы повторяли слова присяги вслед за ним, лишь бы заслужить его одобрительную улыбку. Теперь, когда Генрих умер, все это потеряло всякий смысл, хмель рассеялся… Бог свидетель, как я хочу жить в окружении верных друзей! Я все бы сделал для них, я положил бы жизнь ради процветания Англии, не то что эта анжуйская красотка. И как же поступили мои верные друзья? Они покинули меня, объявили узурпатором власти, а теперь заперлись в своих замках и ждут прибытия Матильды. Ждут, чтобы выступить с оружием в руках против меня! Вот какова сила чар этой красавицы. Невероятно, но в детстве она была худощавой и бесцветной, из-за чего ее прозвали мышкой…»
Поспешный отъезд графа Ранульфа крайне обеспокоил Стефана, и он решил посоветоваться с братом, епископом Генри. Они встретились в том же Большом зале в Вестминстере, где недавно с таким позором провалилось пиршество по поводу только что прошедшей коронации. На этот раз они были одни в огромном полутемном зале. На столе еще остались пятна от пролитого вина и глубокие борозды от кинжалов, которыми здесь разрезали дымящееся мясо.
Генри сидел в кресле, уперевшись ногами в брус, прибитый прямо под столом. В отличие от брата он был приземистым, довольно дородным мужчиной с крупным, одутловатым лицом. В Англии он славился не только богатством, но и изысканным вкусом. Немалую часть своих доходов он тратил на приобретение итальянских скульптур, а также на свой несравненный винчестерский зверинец. В нем находилось уже немало львов, леопардов, верблюдов, рысей, медведей и дикобразов, а также прыгающих крыс, известных как африканские тушканчики. Со дня на день он ждал прибытия пары страусов, самца и самки.
Генри был превосходным образцом воина-монаха, хитроумного царедворца и тонкого дипломата. Он мог быть обаятельным и неприятным, сострадательным и мстительным. По уму и дальновидности он превосходил своего импульсивного старшего брата Стефана, уступая ему только физически. Король мог есть круглые сутки, оставаясь худощавым и стройным. Епископ, соблюдая умеренность в еде, изрядно растолстел.
Теперь же, упираясь ногами в брус под столом, он наставительно сказал:
– Сейчас вы в тревоге, король, и спрашиваете, как вам поступить, видя бегство близких друзей, – но не вы ли ждали три месяца, чтобы встретиться со мной, вашим братом? Что же мне теперь вам посоветовать?.. В тот день, когда Бриан Фитц, Милес и Болдуин дерзко ушли из этого Большого зала, я сказал вам: не медлите, обрушьте на них все ваши силы, не дайте смуте укорениться в стране. Увы, вы не вняли моему совету, а ныне это делать поздно, если вы не хотите гражданской войны. Потому я предлагаю оставить бунтарей в их замках и выжидать. За прошедшие четверть года они, уверяю вас, не знали ни минуты покоя. Ожидая нападения, они укрепляли стены своих замков, строили новые сторожевые башни, нанимали лучников, покупали боевых коней, посылали бесчисленных шпионов, чтобы быть в курсе всех событий и следить за передвижением ваших войск, и прочее, прочее, прочее… Это дорогое дело – быть все время готовым к войне против своего короля.
