– Который я до сих пор не могу найти.
Кайли проигнорировала последнее замечание и открыла дверь.
– Если вам действительно хочется увидеть меня на пляже, то вы знаете, что делать.
– Забросить вас на плечо и тащить туда силой?
У Кайли перехватило дыхание. Он не посмеет… или посмеет? Выражение его лица говорило о том, что он всерьез рассматривает такую возможность.
Интересно, если бы он это все-таки сделал, она бы сильно сопротивлялась? Наверное, нет. Но он ведь об этом не знал.
– Желаю приятно провести время на пляже, – с притворной беззаботностью пожелала Кайли, выходя в холл.
Сантос смотрел ей вслед, прислонившись к косяку.
– Вы даже не представляете, что вы теряете.
Кайли резко обернулась, но тут же отвела взгляд.
– Прекрасно представляю.
Сантос, нахмурившись, смотрел на свое отражение в зеркале.
В парикмахерской, на курорте было тихо, как в морге. Она угнетала своей стерильностью. Сантос до сих пор не верил в то, что оказался здесь. А уж тем более в то, что ради этого отказался от пары часов серфинга.
Он с отвращением посмотрел на темно-красную защитную накидку, повязанную вокруг его шеи. Кайли бы понравилось, что его тело наконец-то полностью прикрыто.
– Сколько срезать? Столько? – спросил парикмахер.
Это был сутулый пожилой мужчина, от которого сильно пахло антисептиком. Линзы в его очках были настолько толстыми, что это заставляло задуматься над тем, насколько хорошо он справляется со своими профессиональными обязанностями.
– Еще короче. – Он не хотел оставлять Кайли шанс отказаться от выполнения своей части сделки.
– Так? – переспросил парикмахер, поднимая руку немного выше.
Сантос заметил, что она ощутимо дрожит.
Надо бы попросить побрить его наголо. Он улыбнулся, представив себе реакцию Кайли. А может быть, попросить парикмахера сделать ему ирокез или выбрить на голове какой-то рисунок? Искушение было велико, но он твердо решил играть по правилам. Ему действительно очень хотелось увидеть Кайли на пляже, и он не собирался упускать такую возможность.
– Вы уверены, ваше высочество?
Сантос кивнул и стал наблюдать за тем, как парикмахер надевает насадку на электробритву и подносит ее к его волосам. Он не чувствовал ничего – ни волнения, ни сожаления, когда первые срезанные локоны упали на пол. Раньше он ни за что не расстался бы с ними. Для него длинные волосы были своеобразной формой протеста. Может быть, потому, что его мать все время сокрушалась по поводу их длины, а может быть, из-за того, что Раф и Зейн постоянно посмеивались над ним из-за этого. Как бы там ни было, сейчас он ничего не терял. У него быстро растут волосы.
