– Мы привыкли к такому с детства, – прошептала она. – К тому же, сейчас выходим.
Площадь, на которой они оказались, в первое мгновение показалась Кристель роскошной декорацией современной постановки бетховенского «Фиделио» или черно-белой фотографией времен наступления союзников. Задником служило величественное, вероятно, вокзальное здание, которое духом модерна скрашивало и выбитые ступени, и выкрученные прутья чугунных перил, и отсутствие кое-где стекол, и камерные площадки, покрытые серым налетом какой-то мелкой скорлупы; кулисы же состояли из скособоченных разномастных киосков. Надо всем этим витал раздирающий запах разогретого прогорклого масла и бензиновых выхлопов. Солнца не было видно вообще.
Вся эта картина промелькнула перед Кристель буквально за секунды, ибо Сандра тянула ее внутрь.
– Скорее, электропоезд сейчас уйдет! – но, остановившись вовсе не у расписания, а у выщербленной стены с налепленными белыми листочками, ее проводница досадливо топнула ногой и, должно быть, выругалась.
– Что случилось, Сандра?!
– Отмена.
– Не понимаю.
– Этот поезд сегодня не пойдет, видишь, бумажка, объявление.
– Не понимаю! – уже почти со слезами на глазах воскликнула Кристель. – Но это должно быть объявлено заранее, во всех местных изданиях, по радио! Как же мы теперь?.. Ты должна предъявить иск этой дороге или вокзалу. Мы потеряли время, деньги!
Сандра вдруг по-мальчишески свистнула и произнесла что-то уже совсем непонятное:
– Как же, держи карман шире! Лучше бежим, тут рядом есть еще вокзал!
Окончательно сбитая с толку наличием рядом двух вокзалов и опасностью вообще никуда не уехать, Кристель бежала за русской, набирая воду в щегольские замшевые полусапожки и едва успевая лавировать между хмурыми людьми с диковинными крошечными тачками.
И все-таки через четверть часа они сидели в холодном поезде с жесткими сиденьями из деревянных реек. Изо рта шел пар.
– Ничего, сейчас надышат, – успокоила Сандра.
– Что будет?
– Все пассажиры будут дышать, и от их дыхания станет теплее. – Это невероятное утверждение оказалось правдой, и через полчаса в вагоне стало даже душно и запахло едой. – Нам ехать еще часа два, так что можешь поспать…
– Поспать? Где?
– …или, если это не военная тайна, рассказать, что заставило тебя променять наш блестящий и мистический город на псковскую глушь?
Кристель недоверчиво взглянула на собеседницу: неужели она серьезно говорит о «блестящем и мистическом», после того как они проехали сегодня, наверное, полгорода среди серого тумана и физически ощутимой на лице и руках грязи?! Кто знает, может, и у этой девушки есть убитые ими, немцами, родственники, и она не поймет ее желания увидеть три года унижаемую ими соотечественницу, сочтя это издевательством или кощунством? Кристель замялась.
