— Волосы подкрасить не желаете? — Анна вздрогнула от неожиданности. Таня заботливо улыбалась в зеркало из-за плеча. — Корни у вас седые совсем.
— Нет, спасибо, Танечка. Я уж сама, дома. Дорого краситься… в салоне-то.
— Да, цены у нас, конечно… ну вот — готово! Рассчитаетесь у Лиды на «рецепшене».
— Благодарю, Таня. — Анна внимательно посмотрела в глаза девушке — Удачи вам, милая… в вашей любви!
— Спасибо… — голос у мастера внезапно дрогнул, — приходите к нам ещё.
Колокольчик над закрывающейся дверью прощально звякнул. Таня прислонилась к стойке администратора.
— Какая клиентка, а? Я бы целый день с ней работала.
— Ничего особенно! — Администратор недоумённо пожала плечами. — Толстуха, а корчит из себя благородную даму. А на лице написано — одинокая… и денег вечно нет. Чего её к нам занесло?
— Дура ты, Лидка! — Таня вздохнула и вернулась в зал приводить в порядок рабочее место. «Если вечером позвонит Игорь — соглашусь встретиться. Сколько можно по Валерке тосковать?»
— Да, Лидуся, ты не права! — стилист-визажист «голубоватый Эдик» небрежно развалился в кресле. — Совершенно обворожительная женщина. И куда только мужчины смотрят?
— На тебя, Эдичка, — ехидно фыркнула администраторша.
Пенсионерка Мария Васильевна охотно вмешалась в разговор. Бывшая учительница литературы сейчас подрабатывала в салоне уборщицей и готовила горячие обеды для персонала.
— Эх, молодёжь! Встречала я раньше таких женщин, — редкий по нынешним временам тип: внешне мягкий, беззащитный, слабый на первый взгляд. А внутри у них — стержень стальной. Такой, знаете ли, сгибаемый, но не ломающийся. То есть по жизни — доброта, понимание, отзывчивость. А в минуты экстремальные — откуда что берётся? Тогда этот стержень любые нагрузки выдерживает. Это тоже сила, но другая — её не видно. Вот у меня, у одной девочки в классе мамочка была, на ЗиКе работала, конструктором… красавица женщина! Так она…
— Ну, попёрло! «Вот какие мы были когда-то! Мы в ваши годы!» Это всё было… было и прошло, Марья Васильевна. Сейчас совсем другое время! Обедать-то будем? — вмешалась Лида, недолюбливающая чересчур грамотную уборщицу, напоминавшую ей классную руководительницу, называвшую её «фифой». Вот и надраивай теперь полы… а «фифа» в люди выбилась!..»
Да, вполне быть может, что этот текст криво написан! Критики вы литературные, эстеты хреновы… тьфу! А вот не верю я вам!!! Вас-то нет никого. А я — здесь! Я ЗДЕСЬ! Теперь именно я — единственная в мире писательница… и читательница тоже, да!
