— Хотелось бы надеяться, Поуп. Но если оно не найдется, я буду вынужден пригласить судью Маннинга. Узнав о случившемся, он, вне сомнения, бросит вас за решетку, поставит на вас клеймо вора и отправит на каторгу.
От такой угрозы Джошуа изменился в лице. У него затряслись колени — не столько от страха, сколько от изумления и негодования. Он стиснул ладони в кулаки и прижал их к ногам, чтобы унять дрожь. Если Герберт заметит, что он взволнован, то еще больше укрепится в своих подозрениях.
— Да, сэр, мне понятно ваше беспокойство. Теперь я вижу, что все улики против меня, — ответил Джошуа, хотя на самом деле ему хотелось крикнуть: «Нет, сэр, это вопиющая несправедливость. Как вам вообще пришло в голову, что я вор?»
Смиренность Джошуа произвела впечатление на Герберта. Недоверчивое выражение сошло с его лица.
— Признаюсь вам, мистер Поуп, хоть вы и последний человек, кто держал в руках это ожерелье, я сомневаюсь в вашей виновности, о чем не преминул уведомить миссис Мерсье. Но она, должен сказать, настроена к вам менее дружелюбно. Вам повезло, что судья Маннинг сейчас в отъезде. По словам его дочери Лиззи, его возвращения следует ожидать не раньше, чем через две недели. Как бы то ни было, я дам вам шанс восстановить свою честь. Поручаю вам найти пропажу.
Джошуа не знал, как реагировать. Герберт, очевидно, считал, что только что продемонстрировал великодушие и милосердие, и ожидал от него выражений благодарности, но поскольку Джошуа знал, что не крал этого проклятого ожерелья, то и не испытывал ни малейшей признательности за то, что ему велели отыскать эту драгоценность. Он — знаменитый художник, возмущенно думал Джошуа, а не презренный воришка. И не должен молчать, когда его походя обвиняют бог знает в чем.
— Спросите себя, мистер Бентник, если бы я украл это ожерелье, зачем бы мне возвращаться сюда? Вы же понимаете, одно это обстоятельство доказывает мою невиновность, — спокойно отвечал он, скрывая свое негодование под маской учтивости.
— Возможно, потому, что вам дорога ваша репутация художника. И потом, за готовую картину вам обещано двадцать гиней. И если вы действовали из этих побуждений, то должен вам сказать, что более наглого преступника я еще не встречал.
Джошуа больше не мог сдерживаться:
— К вашему сведению, сэр, заказов у меня столько, что я не знаю, как от них избавиться. И без ваших двадцати гиней я вполне мог бы обойтись. Вы грозитесь опорочить мое имя? Так вот, уверяю вас, репутация моя прочна, и подобного рода ложные обвинения мне не страшны. Если угодно, я могу заручиться поддержкой множества титулованных особ, которые охотно подтвердят, что я человек глубоко порядочный.
