Едва завидев их, почтальон закричал:
– Скорей! Режут податного, скорей, скорей!
Жандармы бросили работу и, подняв головы, уставились на него с удивлением и досадой, как люди, которым помешали.
Бонифас, видя, что они скорее удивлены, чем испуганы, и ничуть не торопятся, повторил:
– Скорей, скорей! Грабители еще в доме, я слышал крики, идемте скорей!
Бригадир опустил молоток на землю и спросил:
– Как вы узнали о происшествии?
Почтальон ответил:
– Я принес два письма и газету, но увидел, что дверь заперта, и подумал, что податной еще не вставал. Чтобы удостовериться, я обошел вокруг дома и тут услышал стоны, словно кого-то душат или режут; тогда я со всех ног пустился за вами. Идемте скорей.
Бригадир спросил, вставая:
– А сами-то вы не могли помочь?
Почтальон растерянно ответил:
– Я боялся, что один не справлюсь.
Тогда бригадир, убежденный этим доводом, сказал:
– Дайте мне только надеть мундир, я вас догоню.
И он вошел в жандармскую вместе со своим подчиненным, который захватил с собою стул.
Они вернулись почти тотчас же, и все трое бегом пустились к месту преступления.
Подойдя к дому, они из предосторожности замедлили шаг, а бригадир вынул револьвер; потом они тихонько проникли в сад и подошли к стене. Не было никаких признаков, что преступники ушли. Двери по-прежнему были заперты, окна затворены.
– Не уйдут! – прошептал бригадир.
Дядюшка Бонифас, дрожа от волнения, повел их вокруг дома и указал на одно из окон.
– Вот здесь, – шепнул он.
Бригадир подошел к окну и приложился ухом к створке. Двое других впились в него взглядом и ждали, готовые ко всему.
Он долго не двигался, прислушиваясь. Чтобы плотнее прижаться головой к деревянному ставню, он снял треуголку и держал ее в правой руке.
Что он слышал? Его бесстрастное лицо ничего не выражало, но вдруг усы дернулись, щеки сморщились от беззвучного смеха, и, перешагнув через зеленый бордюр, он вернулся к своим спутникам, изумленно смотревшим на него.
Потом сделал знак, чтобы они следовали за ним на цыпочках, а проходя мимо крыльца, приказал Бонифасу подсунуть газету и письма под дверь.
Почтальон недоумевал, но покорно повиновался.
– А теперь в дорогу! – сказал бригадир.
Но едва они вышли за калитку, он обернулся к почтальону – причем глаза его весело щурились и блестели – и проговорил насмешливо, с лукавой улыбкой:
– Ну и озорник же вы, скажу я вам!
Старик спросил:
– Почему это? Я слышал, ей-богу, слышал!
Жандарм не мог уже больше выдержать и разразился хохотом. Он хохотал до слез, задыхаясь, схватившись за живот, согнувшись пополам, и уморительно морщил нос. Спутники смотрели на него в полной растерянности.
