– Я не могу ходить в школу, Жизель, не могу. Я почти не слышу учителей. Я могу читать и писать сама по себе, но я не могу учиться, ты понимаешь? Ты можешь понять, что это такое? – кричит она чуть громче, чем нужно, без слухового аппарата.
Он стал частью ее, он буквально врос в ее голову. Маленький, похожий на ракушку, бежево-коричневый, грязный от старости и износа. Он вызывает мурашки гадливости, он похож на то, что он есть: расплющенный орган, которого не хватает в теле, и его приделали снаружи, и по прозрачным проводкам доставляются звукослова.
Сощуренные глаза Холли смотрят на меня, ее рот приоткрыт, она похожа на себя маленькую. Вдруг я переношусь в прошлое.
Стоит поздний вечер, и сколько подушек я бы ни наваливала на голову, я все равно слышу, как плачет отец, сквозь тонкие стены нашего пригородного дома. Нет ничего хуже, чем слышать, как плачет взрослый мужчина, думаю я в сноси двенадцати летней голове. В тот день Холли наконец-то отвезли к специалисту, который диагностировал у нее пониженный слух и некоторое отставание в учебе. И сколько бы раз наша мама ни повторяла: «Это не важно, Томас, разве ты не видишь, что она чудо?» – он не слушает и плачет.
Когда Холли не может спать с мамон и папой, как тогда, она спит со мной, раскинувшись во всю ширину моей односпальной кровати, се длинные волосы лезут ко мне в рот, но она не слышит его рыданий.
«Замолчи. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестань».
И не важно, сколько рисунков с нашей счастливой семьей она приносит домой из детского сада, не важно, сколько корон из золотой фольги с буквой Т она делает для него, не важно, сколько бесконечных часов я провожу, уча Холли правильно держать язык, чтобы выговаривать гласные, наполняя ее голову числами и названиями животных и цветов, разочарование продолжает скапливаться в морщинах его лба и старит его длинное, красивое лицо.
Однажды, после нескольких месяцев постоянных приставаний и уловок с моей стороны и такого количества конфет, что у Холли почернела половина ее молочных зубов, все мучения в конце концов окупились. Свершилось чудо: Холли научилась читать через шесть месяцев после того, как ее взяли в старшую группу детского сада, – почти на целый год раньше остальных ее копающихся в грязи ровесников, а я тем временем перескочила через класс; я стала таким не полетам развитым ребенком, что учителя не желают терпеть меня в своем классе.
«Видишь, папа, доктор-то ошибся».
