Мы с мистером Сэлери решили, что я не спринтер, что я разогреваюсь слишком долго. Он говорит, что моя сила в выносливости, а не в скорости. Но в школе среди бегунов я показала лучшее время, и поэтому, сегодня я участвую в соревнованиях за школу Святого Себастьяна и беге на четыреста метров.
Мама и Жизель пришли на стадион за меня поболеть. Жизель такая худышка, что похожа на четырнадцатилетних девчонок вокруг нее, но при этом почему-то и на старую женщину. Она надела смешной теннисный козырек зеленого цвета и большие солнцезащитные очки, как у кинозвезды (ее прежняя одежда ей велика, поэтому она носит мои старые вещи).
Но я слишком нервничала, чтобы задумываться о том, как ненормально выглядит Жизель, даже если Бобби Карни, прыщавый, коренастый парень, толкатель ядра, отпускает дурацкие комментарии о том, что моя сестра «горячая штучка», похожа на супермодель или кого-то в этом роде.
Когда раздался выстрел из пистолета, я стартовала идеально. Я не перепрыгнула через линию, не шлепнулась на соседнюю дорожку, не сделала ни одной ошибка из тех, которые мне снились. Наоборот, ноги рванулись из-под меня и стали совершать серию идеально длинных маховых шагов, и на первой сотне метров я обошла пятерых девушек. Потом за девчонкой с темным хвостом я перешла на ровный шаг, именно так, как велел мне мистер Сэлери, и шла за ней по пятам до последней стометровки. На последних тридцати метрах я обошла девчонку с хвостом, а передо мной замаячила спина Люси. Она всегда шла впереди меня, мускулистая спина Люси.
Странно, но мне как будто все равно, что она победила. Я пожала влажную руку Люси, смахнула капли пота с носа и почувствовала себя нормально. Мне еще нужно много чего сделать со своими мышцами, с темпом. Люси была для меня примером: если она может это сделать, значит, смогу и я, и я буду стараться и дальше, даже если у меня постоянно болят колени и спина.
Может быть, я не расстроилась из-за проигрыша потому, что на финишной прямой меня что-то отвлекло: я увидела отца. Он смотрелся чуть старше, чем был, когда умер, и на нем были шорты, резиновые шлепанцы и бейсболка козырьком назад. Это был папа, или папин призрак, наверное, чуть бледнее, чуть толще, но все равно Томас. Он приложил руки рупором ко рту и кричал: «Давай! Давай!»
Он опять появился, когда я подошла к зрительским местам, где сидели Жизель и мама. Он стоял за ними и ел мороженое с таким видом, будто подслушивает их разговор. Конечно, когда я подошла к ним, он пропал.
