Опять и опять. Бесконечно.
Поезд замедлил ход. Показались огни, белые изразцовые стены и колонны.
Музыка оборвалась. Двери раздвинулись. Женщины вскочили и выпорхнули из вагона. Вошло несколько других с небольшими свертками в руках. Они сели.
Уродливы, подумал я. Все они. Даже после трех лет воздержания их полуобнаженные тела действовали на меня отталкивающе.
Никто не произнес ни слова. Не шевельнулся. Они только слушали. Это же не люди! Это автоматы, движущиеся с точностью и бездумьем часового механизма.
Двери закрылись. Поезд тронулся.
УАНГ-НГ! СТРНН-Н. Снова включилась музыка, на этот раз с другими диссонансами, в другом ритме.
«МНОГО КУРИШЬ?» исступленно забарабанило. «СДАЛИ НЕРВЫ?» Диссонансы. «НУ и ЧТО? ПОМОГАЕТ БИЛЛОУСТО! ПОКУПАЙ БИЛЛОУСТО! ПОКУПАЙ БЙЛЛОУСТО! У-СПО-КОЙ-СЯ!» Последнее слово прозвучало протяжно и мягко, и с ним вместе замерла музыка. Благословенная тишина.
«Биллоусто? — раздраженно подумал я. — Биллоусто?»
УАНГ-НГ! СТРНН-Н! Я сжался, как если бы меня ударили в живот. Все начиналось сначала. «МНОГО КУРИШЬ?..»
Я опустился на скамью рядом с пожилым мужчиной.
— Это что, всегда так? — спросил я, стараясь перекричать радио. — Неужели ничего нельзя сделать?
Мужчина слушал, только не меня. Я легонько тряхнул его за плечо.
— Что с вами со всеми произошло? Почему вы не жалуетесь? Почему не выключите эту штуку?
Мужчина не смотрел на меня.
«ЧЕГО ЖДЕШЬ?! ПОКУПАЙ ЖЕ!» — приказывала песня.
Поезд замедлил ход, остановился. Тишина! Сидевший рядом мужчина встал, вышел из вагона. Я смотрел ему вслед. Вошли другие, жуя. Один из них сплюнул на пол пурпурную струйку.
«Что с ними? — невесело подумал я. — Наркотики? Гипноз?»
Двери задвинулись. Поезд тронулся. Снова музыка. На этот раз мягкая, почти мелодичная. Пел женский хор. Под конец «УС-ПО-КОЙ-СЯ». Протяжно и томно. «УС-ПО-КОЙ-СЯ…»
Я закрыл уши ладонями. Что, во имя всех святых, вы делаете с этим «успокойся»? Надеваете? Едите? Пьете?..
Протяжная мелодия сменилась стаккато…
На Таймс-сквер я выбежал из метро, как из сумасшедшего дома. К чему я вернулся? Может быть, после трех лет абсолютного покоя, абсолютной тишины я стал излишне чувствительным?
Я подумал, не купить ли что-нибудь ценное для Джин, что-нибудь, что показало бы, как я рад тому, что вернулся. Но звуки и вид улиц вышибли из моей головы эту мысль.
Улицы были разукрашены зеленым и красным, вымпелами, гирляндами, колокольчиками, свечами. Над толпами на тротуарах парила музыка. Полуголые люди со свертками и пакетами двигались, спеша и толкаясь. Их было слишком много.
