Невозможный Кукушкин | страница 35

Начинается дождь, давно предсказанный Нырненко. Нырненко бежит за мной и кричит:

— Славян, куда ты? Стой! Мы же из-за тебя физкультуру прогуляли. Стой!

Ах, физкультуру! А что человек из-за них в чужую квартиру залез, разбил аквариум, себя увидел с незнакомой тёткой — это им ничего!

— Была охота за вруном тащиться! Эй, портфельчик свой не забудь.

Андрюшка запускает в меня портфелем. Портфель ударяет меня в спину и падает на асфальт. Я не оборачиваюсь, иду дальше.

Нырненко бежит за мной и суёт мне портфель.

— Ты ему ещё слёзки вытри и носик, — кричит нам вдогонку Пчелинцев.

И Юрка не выдерживает, бросает портфель передо мной и мчится догонять Андрюшку. Вот всегда так: они — вдвоём, а я — один.

Тем лучше. Я переступаю через портфель: зачем он мне! Он мне уже больше не понадобится. Я ухожу. Я совсем ухожу. Они меня все обманули. Обманули меня, а мне тогда было четыре года. И обмануть меня ничего не стоило.

Я узнал женщину на фотографии — это моя настоящая мать, теперь у меня никого нет: ни друзей, ни родителей, ни даже Марьяны. Больше всех мне жалко её: я её тоже обманул, потому что, оказывается, я ей совсем не полный брат… но я этого не знал, честное слово!

Серафима Петровна Трескунова — старушка в лисьем потрёпанном полушубке, в огромной лохматой ушанке с оторванным ухом — гуляла по улице с карликовой собачкой Расстегаем Иванычем.

Пёс весело бежал с ней рядом, поблёскивая по сторонам огромными, как блюдца, шоколадными глазами. А Серафима Петровна, кутаясь в свой дряхлый полушубок, охала, что нынче лето не то — холоднющее и в дождях, вот и осень такая же, как лето, — какая разница?!

Расстегай Иваныч слушал ворчание хозяйки, а сам прикидывал, чем обрадовать старушку, чтобы она стала весёлой.

Расстегай Иваныч происходит из семейства королевских тойтерьеров. На первый взгляд он производит впечатление кроткого и глуповатого пса: ростом каких-нибудь двадцать сантиметров и в длину чуть побольше, с большими оленьими глазами, полными печали, но был он настоящим забиякой.

Видел бы кто-нибудь, как он лаял на больших собак, как бросался на них!

Однако большие собаки лишь отмахивались от него хвостами. Как заливался тогда Расстегай Иваныч, какой оглушительный лай стоял вокруг! От этого лая просыпалась вся улица. А Расстегай Иваныч печально смотрел на уходившую вдаль большую собаку и начинал ещё больше страдать: она его не уважает! Она не уважает его!

— Расстегай Иваныч, вам не холодно? — спросила хозяйка и наклонилась, чтобы взять его на руки и спрятать за пазуху.