— Хорошо, вы еще будете иметь возможность разглядеть ее. Вульф, неужели вам не ясно, что ваше поведение, по меньшей мере… — Майор запнулся не зная как сказать по-немецки “неразумно”, и сказал: — глупо?.. Неужели вы до сих пор еще серьезно думаете, что вас случайно встретили в лесу, случайно задержали? Давайте бросим эту игру. Нам всё, абсолютно всё известно и о вас, и о Шнейдере. Буду с вами откровенным: дам известно и о том, что вы связной Шнейдера, известно и о радиостанциях в лесу. Нам неизвестно только местопребывание Шнейдера. Но уверяю вас, поможете вы нам в этом или нет — мы его разыщем.
Плотно сомкнув губы, Вульф молчал.
Майор Ярута, почувствовав, что теряет выдержку и что ему и на этот раз ничего не добиться от лесника, вызвал солдата.
— Уведите арестованного.
Еще за три дня до этих событий в поместье генерала Шнейдера снова приехал с группой солдат старший сержант Зименко. Он вызвал к себе Кипке и оказал:
— Вот что, комрад Гриша, есть тут у вас в дорфе начальство?.. Бургомистр, староста или как он у вас прозывается?.. Покличь ко мне. Я заготовляю сено для Советской Армии. Покупаю. Понимаешь, покупаю за эти вот ваши марки. Кто из селян продает сено — давай сюда. Ты будешь помогать мне. За переводчика.
Кипке сходил в село, и в тот же день во двор Шнейдера начали прибывать возы с сеном. Зименко сам лично проверял, не прелое ли оно, платил назначенную сумму и отправлял фураж машиной на склад. Заготовка шла полным ходом, но читатель уже, видимо, догадывается, что не это было главной задачей старшего сержанта Максима Зименко.
Майор Ярута поручил ему наблюдать за генералом. Зачем это понадобилось майору, Зименко точно не знал, но приказ выполнял старательно, тем более, что это было вовсе не трудно. Надо было лишь наблюдать, к кому ходит генерал или кто к нему приходит, а если кто придет, то проследить потом, куда он направится, и немедленно доложить об этом майору. Но к генералу никто не приходил (кроме жены Кипке, которая за ним ухаживала), а сам он почти не выходил из своей комнаты. Разве только иногда появится на скотном дворе, поговорит с Кипке и снова поднимется к себе на второй этаж. Правда, вечерами он еще выходит на прогулку. Зайдя в беседку над прудом, генерал усаживается там в соломенное кресло и курит трубку — ровно час. И так каждый вечер в одно и то же время: с десяти до одиннадцати. Зименко теперь по нему проверяет свои трофейные часы. Вообще, генерал все делает, как хорошо отрегулированный автомат. Он даже курит в строго определенное время. В 21.55 в его окне вспыхивает огонек зажигалки — старик закуривает и через пять минут боковой лестницей опускается в парк. Зажигать свет в незатемненной комнате — это, конечно, явное нарушение прифронтового режима. Хотя тут и не военный объект, но всё же… Урчит по ночам где-то над головой гитлеровский “горбыль”, заметит огонек и, чего доброго, сдуру сыпанет противопехотными. Надо бы старого черта отругать как следует, — тоже мне генерал, не знает порядка! — но майор приказал “не замечать” его.
