Он мысленно повторил этот важнейший вопрос. "Какую цену я назначил бы за эти чудеса? О, я бы попросил, чтобы на всей земле воцарились любовь и доброта. Чтобы они покрыли собой мир, точно слоем меда. Накормите меня милосердием и крохами жалости. Укутайте землю нежностью, избавьте от боли бьющихся в капканах диких животных, раненых солдат, неизлечимо больных. Отбелите людские души, очистите их состраданием. Влейте в мое пересохшее горло Амазонку терпимости."
На каком-то этапе, в какой-то миг он потерял путеводную нить! Она исчезла. Он перестал испытывать конкретные чувства, потому что его эмоции стали слишком общими. Он не мог любить. Однако любил все человечество. Хотел сообщить людям о своей любви. Но не любил Лайлу, которая терпела его, и Морин, которая любила.
Голос Уилсона Пикетта стих; Макс стал бросать в машину новые жетоны, услышал другие голоса, другие звуки. Ему показалось, что он слышит печальную тему из Ромео и Джульетты Чайковского. Возможно ли это? Йодная настойка. Только не от этого бога. Чайковский... Макс вспомнил свой собственный реквиум. Такой поворот был странным, потому что он никогда не питал большой любви к Чайковскому. Однако в музыке, сочиненной сегодня Максом, звучало громкое жалобное завывание, доносящееся из русских степей.
Сколько времени пройдет, прежде чем Лайла или кто-то другой обнаружит его? Наверно, немного, подумал он. Она отыщет его и скажет, что он вел себя дурно. С присущей ей корректностью, обусловленной воспитанием, напомнит, что он забыл о своих ежедневных упражнениях и взорвал катер. При этом её губы будут сохранять свою безупречную форму. Он разбил пианино, поэтому не сможет упражняться. Скоро инструмент починят. Это не выход из положения. Она возьмет его за заднюю ногу и вышибет из него мозги. Расскажет ли она все агенту? Вот что важнее всего. Вдвоем, совместными усилиями, они способны разрезать его на кусочки. Превратить в дерьмо, мусор. Это всегда становилось самой приятной частью церемонии. Значит, это он виноват в болезни Харри; он мог даже убить Харри, если бы прежде не погубил пианино.
Она приближается. В нынешнее время человеку негде спрятаться налоговый инспектор обязательно найдет его. Это послание Господа. Убежища нет; корабль не увезет тебя в другие края. Дороги нет, как закричал однажды поэт Кавафи с безлюдного острова.
Не Харри ли оставил ружье заряженным?
Глава четырнадцатая
Поппи стояла на краю причала, сжимая жемчужное ожерелье. Оно состояло из тридцати девяти выращенных жемчужин одного размера с диаметром в одиннадцать миллиметров. Они были тщательно подобраны и идеально подходили друг к другу. Ожерелье обошлось Харри в тридцать тысяч долларов ( на самом деле оно стоило дороже, цену сбавили специально для Харри). Поппи ненавидела эту вещицу. Она была совершенно ненужной и служила символом всей её проклятой жизни. На эти деньги можно было купить коттедж в пригороде для целой семьи, дать высшее образование юноше, спасти чью-то жизнь. Ожерелье никогда не приносило Поппи никакой радости.
