Дед и отец бежали вместе с небольшой группой людей, казалось, им удастся укрыться в одной из улиц, но тут тень ринулась прямо на них. Площадь сотрясалась от галопа, солнце с трудом удерживалось на небе. Сообразив, что от всадника им не уйти, дед крикнул своему сыну, чтобы тот бежал, а сам остановился, повернулся и дождался взбесившейся тени. Никогда не узнать, каким образом ему удалось ухватиться за уздечку, но тень по-прежнему яростно нападала, смешались ржание и дедовы крики, конь мотал головой, изо рта его валила белая пена, над облаком пыли всадник плашмя взмахивал саблей. Вдруг тень успокоилась, так же неожиданно, как и впала в ярость, она замерла на месте как вкопанная, и только некоторое время еще слышался звук ослабевающих ударов подков да подрагивал силуэт вздымающихся боков.
— Он хотел повалить памятник на землю! — выкрикивал на суде чиновник, которого прозвали Конюхом, и тыкал пальцем в сторону деда.
— Да вы что, люди, еще немного, и он бы нас всех растоптал! — защищался обвиняемый.
— Обвиняемый проявил неуважение к нашему новейшему прошлому! — судья зачитал свое решение важным, не ведающим жалости голосом.
Дед провел три месяца на тяжелых принудительных работах. Вернулся он оттуда с ревматизмом и оскорбленной душой. От ревматизма его лечила бабушка — летним песком и мазями с толченой корой явора. Для оскорбленной души лекарства не было, поэтому после возвращения в село дед поклялся, что в город он больше ни ногой. Кроме как если вдруг на городской площади, как оно и следовало бы, вырастет заветное дерево.
Бодрыми шагами в будущее, у ребенка моего голова закружится
Новой власти до прошлого дела не было. Настоящее в те времена, так же как, впрочем, и сейчас, было трудным. Следовало обратиться к будущему. Постепенно эта рекомендация стала претворяться в жизнь по всей стране. В городе перемены начались с грубых шуток. То утром на шее жеребца находили подвешенный мешок с овсом, то ночью кто-то разбрасывал по площади солому. И когда по всей стране начали увозить в неизвестном направлении все памятники, убрали и всадника. Той дождливой ночью были слышны ржание, собачий лай, выкрики и приглушенный грязью топот копыт.
Тем не менее вскоре, несмотря на то что прошлое было якобы устранено, все заметили, что оно по-прежнему продолжает кружить по городской площади. Тень как-то похудела, шаг стал несколько скованным, однако время от времени ясно слышалось цоканье копыт по мостовой, а иногда герой даже затягивал старинную протяжную песню. Ввиду последнего обстоятельства, чтобы заглушить проклятого всадника, на окружающих деревьях свили гнезда для громкоговорителей. О назначении этих гнезд нас оповестили воззвания, громогласные, несмотря на то, что они только что вылупились.
