Остров и окрестные рассказы | страница 20
— Опаздываете!
— Что случилось?
— Куда вы запропастились?!
— Пожалуйста, садитесь, — пригласил нас хозяин, продолжая укладывать в корзину для пикников кисти, краски, вино, хлеб и склянку с солью.
— Может быть, глоток ореховой настойки? Быстро успокаивает дыхание, согревает и освобождает от страха!
— Не откажусь от рюмочки, — вздохнула моя жена. — У нас произошла небольшая неприятность, нам пришлось завязывать шнурки.
— О да! Этот номер проходит всегда! — рассмеялся актер. — Я пробрался без проблем, по улице шел с таким печальным лицом, как никогда, это было одно из самых удачных моих выступлений.
— И моих тоже, — сказала скрипачка, развернула целый ворох влажных газет и извлекла из них смычок и изящное тело скрипки.
— Остроумное решение! Но прошу вас, что бы не накликать беду, сожгите послед! — раскатисто рассмеялся актер.
— Вам хорошо, у вас все тексты в голове! А журналисту и мне достаточно только карандаша! Но спрятать скрипку! В наши дни это настоящий подвиг, — упрекнул развеселившегося актера поэт.
— Вы не понимаете, речь идет, если можно так выразиться, о костюме! — еще громче рассмеялся актер. — На улице я только что не плакал, сейчас мне нужно снять с себя печаль, чтобы она не приросла к лицу.
— А детей вы не взяли? — спросила моя жена у супруги поэта.
— Они еще маленькие, боимся, где-нибудь проговорятся, — ответила та.
— Спокойно можно было прийти с ними, детям никто никогда не верит, — включилась в разговор и скрипачка.
— Все готово! — художник прикрыл корзину льняной скатертью. — Можно двигаться?
— Идем! — громко воскликнули все мы и встали от рюмок с ореховой настойкой.
В соседнюю комнату — она служила студией — мы шагнули молча, придав тем самым особую торжественность запаху краски и скипидара. На вид спокойно, внутри с волнением, мы ждали момента открытия.
— На этой неделе у нас пейзаж, — сказал художник и потянул за край ткани, скрывавшей подрамник и то, что находилось на нем.
На трехногом приспособлении, прислоненная к куску фанеры, покрытому корой разноцветных узоров, стояла акварель — размытые цвета и заключенные в границы форм реки, поля, холмы и небеса.
— Не будем терять время, вперед, — шепнул кто-то.
— Да, не будем терять время, — подтвердил актер, театрально поклонившись дамам.
Первой в картину вошла скрипачка, потом супруга поэта, затем моя жена. Испытанным способом — правая нога, потом голова и тело, потом левая нога. Корзину и скрипку передал художник. Актер по обыкновению застрял, должно быть оттого, что все время что-то рассказывал; но как бы то ни было, все мы, быстрее чем можно было бы ожидать, оказались у подножья холма внутри акварели.