Распавшиеся покровы мироздания сомкнулись вновь. Убедившись, что диктофон исправно фиксирует происходящее, Тамара чуток подрегулировала уровень записи.
Позже, прослушивая ленту, она все равно заставит Рамчандру растолковать ей все до последнего слова. А вокруг нее меж тем уже начинались танцы. Притомившись от затянувшихся разговоров, Бинира объявила, что будет уже, хватит, мол, перменкъярада без музыки, на что Бро-Кап грубовато рявкнул: «Вот ты и давай, старая, вперед, освейн!» Бинира тут же завела песню, а вернее сказать, заныла своим визгливо дребезжащим сопрано, и старцы, поднимаясь один за другим, принялись отплясывать в такт с ее стенаниями — удивительно плавно и как бы замедленно, почти не отрывая пяток от грязного пола. Тела их принимали некие фиксированные позы с причудливо вскинутыми руками, на отрешенных морщинистых лицах читалась угрюмая сосредоточенность. От этой странной пляски теней в полутьме, загадочной и скорбной, на глаза у Тамары навернулась непрошенная слеза. Вот уже и остальные включились в танец; наконец танцевали все, кроме разве что Кары с Тамарой. То и дело торжественно соприкасаясь, все они кланялись, точь-в-точь деревянные болванчики или журавли в брачном танце. Все ли? Да, все, даже Рамчандра участвовал в удивительном действе. Золотистый сумрак струился, стекая с его плеч, медленно и плавно переступал он босыми своими ногами, двигаясь лицом к лицу с одним из старичков-божьих одуванчиков. «О, комейя, о, комейя, ама, ама, о, о-о-о!» — стенал над ухом незримый дребезжащий сверчок, и кулачки Кары с Тамарой сами собой отбивали ритм по замызганному полу.
К костлявым, задранным как бы в мольбе рукам старца тянулись порхающие распахнутые ладони Рамчандры; улыбаясь, он коснулся стариковских мощей и повернулся в танце; старец тоже заулыбался в ответ и подхватил: «О, комейя, ама, ама, о-о-о…» — Неплохо бы нам с тобой вечерком прослушать одну любопытную запись, — сказала Тамара, спускаясь следом за Бобом по узенькой тропке, ведущей к месту дуэли.
Сказала в основном для того, чтобы хоть как-то отвлечь спутника от черных дум и тревожных предчувствий. Под ногами у них то и дело чавкали огрызки плодов ламабы, густо усеявшие тропу после того, как здесь прошествовала целая армия болельщиков.
— Какой-нибудь свеженький лирический хит?
— Нет. То есть в каком-то смысле да. Песнь любви к божеству, своего рода акафист, аллилуйя… Знаешь, кстати, как его величают здесь, местного бога?
