- Странные духи, командир, трое одеты в камуфляж, у всех автоматы. Отошли грамотно, без спешки и суеты, патроны зря не жгут.
Ночь прошла беспокойно, периодически наблюдатели засекали движение на дальних подступах, хотя близко никто не совался и обошлось без стрельбы. Спать мне почти не пришлось, издергался весь. К утру не выдержал, снял с обходной тропы "Фару" и, выставив ее на карниз, направил в долину. Умный прибор тут же поймал три цели, в разных секторах и на разной дистанции, и все довольно далеко. Сменившийся к тому времени и всю ночь болтавшийся со мной Сашка тихо выругался и спросил:
- Ты что, на Бродвей ее нацелил?
Я отправил его поднимать наших. Через минуту бесшумными тенями стали появляться солдаты, молча занимая места согласно боевому расписанию.
Едва забрезжил рассвет, когда на позиции начали рваться мины. Миномет бил снизу, со стороны долины. Без команды сработал расчет АГСа: две коротких очереди почти наугад, "перелет-недолет", и третья, длинная, накрыла минометную позицию духов. Нам достались только четыре заряда, все позади траншей. Практически тут же началась стрельба на обходной тропе и на дороге. Старшина с группой поддержки метнулся к дороге, самому слабому участку обороны. Еще через несколько минут в той стороне раздались два взрыва противопехотных мин, затем вспыхнула яростная стрельба - и все стихло. Посыльный (радиостанции "местной" связи уже давно не работали) передал, что духи группой более десяти человек сбили наш секрет на дороге на вторую линию обороны и остановились, напоровшись на мины. Подоспевшая группа поддержки выбила их обратно на дальние подступы. На тропе все стихло быстрее, там отбиваться было проще. Три-четыре автоматчика вполне могли удержать там до роты противника, и духи откатились, едва прощупав местность. Пока все шло хорошо, обошлось без потерь с нашей стороны, к тому же на дороге подстрелили четверых духов, да еще трое подорвались на минах.
Несколько часов все было тихо, но "Фара" и наблюдатели периодически засекали перемещения в долине. Затем неожиданно на дороге рявкнул гранатомет, гулко ударил взрыв осколочной гранаты и длинной очередью залился пулемет, как цепная собака лаем на недоступного вора. Мы с Сашкой бросились туда. Картина предстала весьма неприглядная: один дух смог прокрасться незамеченным в зону досягаемости гранатомета и всадил гранату прямо в середину ближнего к нему укрепления из мешков с песком. Троих наших разнесло в клочья и еще одному вспороло живот и оторвало обе ноги. Солдат был в сознании, помочь ему не могло даже чудо, и он это понимал. Вместе с волнами крови из изувеченного тела быстро уходила жизнь, и мы, согнувшись над другом, молча торопили этот уход. Он не просил добить его и даже не стонал, но в глазах была такая мука, что у всех до хруста сжимались зубы. Когда наступила смерть, Сашка закрыл ему глаза и спросил:
