Пока мы чувствовали, что он с интересом следит за нашей работой, мы не теряли бодрости и мужества. Его уход образовал в нашей жизни пустоту, которая никогда больше не заполнилась.
Глава 18. МОИ ПЕРВЫЕ ЭКЗАМЕНЫ
В октябре 1896 года я поступила в Кембриджскую школу для молодых леди, чтобы подготовиться к поступлению в колледж Рэдклифф.
Когда я была маленькой, во время визита в Уэллсли, я изумила своих друзей заявлением: «Когда-нибудь я поступлю в колледж… и непременно в Гарвард!» Когда меня спросили, почему не в Уэллсли, я ответила, потому что там только девочки. Мечта поступить в колледж постепенно переросла в жгучее желание, которое побудило меня, несмотря на открытое противодействие многих верных и мудрых друзей, вступить в состязание с девушками, обладающими зрением и слухом. К тому времени, как я покинула Нью-Йорк, это стремление стало ясной целью: было решено, что я отправлюсь в Кембридж.
У тамошних преподавателей не было никакого опыта обучения подобных мне учеников. Единственным средством моего с ними общения было чтение с губ. В первый год мои занятия включали английскую историю, английскую литературу, немецкий язык, латынь, арифметику и сочинения на свободные темы. До тех пор я никогда не изучала систематически курс какого-то предмета, но была хорошо натаскана в английском мисс Салливан, и моим преподавателям скоро стало ясно, что по этому предмету мне никакой особой подготовки не требуется, кроме как критического анализа книг, предписанных программой. У меня было также основательно начато изучение французского, я полгода изучала латынь, но лучше всего, несомненно, была знакома с немецким языком.
Однако, несмотря на все эти преимущества, в моем продвижении в науках возникли большие сложности. Мисс Салливан не могла переводить мне ручной азбукой все требуемые книги, было очень трудно своевременно получать учебники, исполненные выпуклой печатью, хотя мои друзья в Лондоне и Филадельфии прилагали все силы, чтобы это ускорить. Какое-то время мне приходилось самой переписывать по Брайлю мои латинские упражнения, чтобы заниматься с остальными девушками. Преподаватели вскоре достаточно освоились с моей несовершенной речью, чтобы отвечать на мои вопросы и исправлять мои ошибки. Я не могла делать в классе записи, но писала сочинения и переводы дома на особой пишущей машинке.
Каждый день мисс Салливан отправлялась со мной в классы и с бесконечным терпением писала по буквам на моей руке все, что говорили учителя. В часы домашних занятий ей приходилось объяснять мне значения новых слов, читать и пересказывать мне книги, которых не существовало в выпуклой печати. Нудность этой работы трудно себе представить. Фрау Грёте, учительница немецкого, и м-р Джилман, директор школы, были единственными преподавателями, которые изучили пальцевую азбуку, чтобы заниматься со мною. Никто не понимал лучше дорогой фрау Грёте, насколько медленно и неумело она ею пользовалась. Но по доброте сердца она дважды в неделю на специальных уроках старательно писала у меня на руке свои объяснения, чтобы дать передышку мисс Салливан. Хотя все были очень ко мне добры и полны готовности помогать, только ее верная рука превращала скучную зубрежку в удовольствие.
