— Слушай, Иванов, — восхитился Колесников своей работой, — правда здорово?!
— Вот меня и смущает, что это слишком здорово для тебя. Не мог ты сам так написать. Тут есть какая-то антология какого-то таинственного случая, — усомнился я и добавил: — Нет, это, вообще-то, хорошо. Тут ты что-то ухватил во мне, особенно вот в этих словах: "Он великолепно сложен, силуэт благороден и завершен. Лаконичность, строгость, присмотритесь к гиганту- и вас станет «мучить» двоякое впечатление: то несет он тяжесть великую с громадным напряжением, то играючи — могучие мышцы «вспыхнули» в легком усилии. Вот эта смена состояний приносит ощущение борьбы — атлант сражается с тяжестью, невидимой для наших глаз…" Но… — Я посмотрел на Колесникова рентгеноскопически.
— Но… — покраснел Колесников, не выдерживая моего взгляда, но я это списал из одного журнала, — признался он.
— Это неважно, — не обиделся я на Колесникова за такое признание, — если это выражает какую-то во мне суть, тем более что ты признался. Но дальше?.. Что ты пишешь дальше?.. Ты начал, в общем-то правдоподобно, но дальше-то, Колесников, как ты дальше описываешь мой разговор с одноклассниками во дворе и в ЦПКиО. Я подчеркнул тут вот отдельные слова и выражения. Вот слушай, что я тут подчеркнул: "Пожалей свою теплоэлектроцентраль, короче ТЭЦ, одним словом, голову, — сказал Иванов Маслову…" Но когда это я говорил такие слова Маслову? Или: "Ты, Иванов, всех переплюньщик, — сказала Вера, глядя Иванову в лицо…" Ну когда и кто посмел бы мне сказать это, да ещё "глядя в лицо"? Или вот ты пишешь, что меня кто-то обозвал Хампьютером! Ну кто бы посмел меня назвать так в моем присутствии? Мне кажется, что это ты сам всё обо мне подобное думаешь, а приписываешь всё другим… Или ещё вот: "Беспокойная серость, — сказал Иванов". Не говорил я этого. "Тебе это вдомёк или нет?" Ну, что за выражение?! "Этот Иванов всё время что-то из себя соображает!.." Ну, тут хоть есть что-то… "всё время" и «соображает». Но я не помню, чтоб это кто-нибудь сказал… "Я сто первый раз вижу…" — "Сейчас увидишь в последний раз", — сказал Иванов". "Спрячься и сделай так, чтоб ты исчез и я тебя долго-долго не мог найти… — сказал Иванов". Не говорил я этого! И вообще, Колесников, должен я тебе сказать, если ты сейчас такое пишешь, такую, с позволенья сказать, телегу катишь на меня, то что же ты будешь писать об этом историческом эпизоде через сорок лет? Я-то уж мог сам о себе всё что угодно понаписать, но разве я себе могу позволить? — сказал я.
